Я поелозил пузом по осыпи, выбивая в каменной подстилке удобное лежбище, и с удовольствием растянулся, спрятав голову за мощную грудь, прикрытую от нападения сверху первым, не самым большим, но от этого не менее опасным мечом-пластиной. Глаза закрылись сами собой. Солнышко пропекало меня как маковую булочку. Его лучи светили слева, а отраженное от скал тепло грело правый бок.
Я давно не отдыхал так, даже будучи человеком. Человек – существо неорганизованное. Оно все время куда-то спешит. Постоянно хочет доказать своим собратьям, что оно чего-то да стоит, и наживает в конце концов язву или тромбы в сердечных артериях. А я был стегозавром, и мне было очень даже хорошо. Лень тоже может приносить удовольствие, и я ленился вовсю. Солнышко уже клонилось к горизонту, и почти живые папоротники повернулись в его сторону, тоскливо опустив ветки, готовясь ко сну, чтобы с первыми его лучами снова хватать и глотать его энергию. «Работайте-работайте», – лениво подумал я. – «А я завтра сожру то, что вы успели насинтезировать за свою недолгую жизнь».
Я проснулся от того, что стало слишком прохладно. Солнце спряталось за горизонт, и луна, неестественно огромная и яркая, повисла в небе, освещая низину как засиженная мухами ртутная лампа. Я сомкнул пластины на спине для того, чтобы уменьшить площадь излучения и сохранить накопленное тепло. Как это ни прискорбно, но эти шестнадцать с половиной тонн живого веса не умели регулировать температуру менее хлопотным образом. Я был холоднокровным, и это было, пожалуй, единственным неудобством, которое я ощущал. Через пару часов это неудобство переросло в проблему. Мне стало отчаянно холодно. «Я так, пожалуй, тут еще и вымру самым бессовестным образом» – эту невеселую мысль принес с собой порыв влажного ветра, прилетевший с горного пика, еще не покрытого снежной шапкой, но макушкой своей уже упиравшегося в температурную отметку образования льда. Ну зачем Админам понадобился такой натурализм? Вставать не хотелось жутко. Камни под животом еще сохранили тепло полуденного солнца и не очень настойчиво, но все-таки отгоняли оцепенение.
«Так, надо устроить пробежечку», – я с трудом вспоминал строчки из книг о динозаврах, которые когда-то читал, и не смог вспомнить, поможет пробежка рептилии поднять температуру тела или угробит ее совсем, но решил попробовать.
Снимая оцепенение, пошевелил хвостом, шеей, привстал на лапы, сделал шаг, другой, третий и заковылял вдоль гряды просто для того, чтобы двигаться куда-нибудь. Кажется, это возымело некоторый эффект, и кровушка, которая, казалось, уже превратилась в тягучий липкий клейстер, потихоньку становилась более приспособленной для протаскивания по сосудам извлеченного из воздуха кислорода. Через полчаса я, кажется, обрел способность связно мыслить и адекватно реагировать на раздражители. Мне было если не хорошо, то, в общем, неплохо даже в такую прохладную ночь.
Я резво топал вдоль гряды, выискивая не очень крутой перевальчик, для того чтобы посмотреть, что за ней. Мне нравился этот мир, и я готов был жить в нем без забот и печалей, одиноко и гордо, наслаждаясь всеми его прелестями, но Веб не позволил бы сделать мне этого. Неумолимые его законы сейчас вели меня, и я знал, что не могу не следовать им. Я должен был отыскать в этой бесконечной вселенной Зеркало. Единственное в своем роде, оно не имело названия, и его так и называли «Безымянное Зеркало». Зеркало или подтвердило бы мой облик и оставило право жить в этом мире отпущенный мне срок, или отторгло бы меня, и тогда мне пришлось бы перевоплотиться снова или умереть.
