– Ч-что? – похолодел, теперь уже по-настоящему, Терехов. – Ты хочешь сказать, что все… стерлось?
– Скорее всего, – кивнул Сергей.
– Да что ты говоришь! – возмутился Терехов. – Там мой новый роман! Я его сегодня в издательство отнести должен!
– А что, – удивился Сергей, – он у вас только на «винте» был? А на си-ди не переписан? Кто же так делает? Надо всегда иметь копию!
– Имел я копию! – закричал Терехов. – Даже две!
– Тогда какие проблемы?
Терехов только рукой махнул – не было у него желания рассказывать Сергею о похищенном дипломате.
Черт, черт, черт! Если день начался плохо, он так же плохо и закончится. Почему-то вспомнилась Алена, бывшая его жена, любившая читать разных никому не интересных философов, Юнга, к примеру, с его «Синхронистичностью». «Все события, – говорила она, – цепляются друг за друга. Ты не замечаешь?»
Он не замечал. Он многого в собственной жене не замечал, как оказалось. А Юнг оказался прав. Как все одновременно – синхронно! – получилось. Ну мог же проклятый компьютер испортиться не сегодня, а хотя бы завтра или через неделю! Так нет же…
– А ты не мог бы заняться этой… реанимацией… прямо сейчас? – спросил Терехов, все еще на что-то надеясь.
– Нет, – с сожалением покачал головой Сергей. – Я диск дал Витьке из восьмого, только вечером могу забрать.
Мальчишка ушел, пообещав явиться с утра пораньше, Терехов после его ухода долго сидел, уставившись в одну точку и ни о чем не думая, потому что думать на самом деле было совершенно не о чем. Надо бы Варваре позвонить, но что он ей скажет? Завтра? А если «винчестер» действительно сдох окончательно? Тогда ни завтра не будет, ни через неделю – не сможет он, просто морально не сумеет восстановить собственный роман. Законченные рукописи он обычно начинал ненавидеть – никогда не перечитывал, даже после выхода книги из печати. Он точно знал – то, что сделано, сделано плохо, ужасно. А вот то, что он еще напишет, будет хорошо. Просто замечательно.
Писать тот же роман еще раз? Лучше застрелиться!
Терехов все-таки придвинул к себе телефон, чтобы сообщить Варваре о постигшей его (и издательство) трагедии, и в этот момент аппарат зазвонил.
– Слушаю, – сказал Терехов, подняв трубку.
Несколько долгих секунд слышны были только шорохи, будто кто-то на другом конце провода перекладывал с места на место тетрадки, бумажки, птичьи крылья и легкие куски ткани – что-то шелестело, шуршало, тихо щелкало, там была какая-то жизнь, принципиально непонятная на слух. Терехов хотел уже спросить раздраженно, будут ли с ним говорить или можно положить трубку, и в это время тихий голос, такой же шелестящий, будто родившийся из шуршания бумаги и взмахов птичьих крыльев, произнес не очень уверенно:
– Простите… Это вы потеряли дипломат на станции метро «Рижская»?
Терехов задохнулся от возмущения. «Потерял»!
– Я! – рявкнул он в трубку, забыв об осторожности. А ну как грабитель (если это не он звонил, то кто же?) обидится и прервет разговор? – А вы, значит, дипломат нашли?
– Ну… да, нашел, если хотите. Каждый, в конце концов, находит то, что ищет, извините за банальность… Но давайте перейдем к делу, – голос зазвучал увереннее, он больше не шелестел, а погромыхивал, как отдаленная гроза. – Вы хотите получить свою собственность назад?
– Естественно, – сказал Терехов и переложил трубку из одной руки в другую. Почему-то правым ухом он слышал лучше – точнее, так ему всегда казалось, и наверняка это был чисто психологический феномен, он даже как-то проверялся у ларинголога, и тот не обнаружил никакой разницы между объективными слуховыми ощущениями в правом и левом ухе.
