Дорога радости и слез - страница 24

Через час я уже жалела, что забыла взять воду, которую Джо мне предлагал. Миновав не по сезону полноводную Милл-Крик, я добралась до дороги, которая вела в Стамперс-Крик. От осознания того, что я уже совсем рядом с домом, мне стало радостно-радостно! Я запела – отчасти для того, чтобы нарушить царившую тишину, отчасти – чтобы развеять одиночество. Солнце сияло во всю свою силу, и я радовалась, что доберусь до цели засветло. Я остановилась, чтобы передохнуть и накопить силы для последнего рывка. Присев на один из корней поваленного бурей дуба, я допила остатки воды. Это мне не сильно помогло унять жажду. Достав жестянку, я съела еще два крекера, надеясь отогнать дурноту, вроде той, что накатывает, когда все начинает с бешеной скоростью кружиться вокруг. Я чуть тряхнула жестянку, заглянула в нее и насчитала всего шесть крекеров.

Захлопнув крышку, я пустилась в путь по разбитой, заваленной всякой дрянью дороге. Я обратила внимание на то, что колеи от колес, успевшие образоваться за много лет, исчезли без следа, скрытые под наносами ила и грязи. На западе в голубой дымке виднелась гора Калоуи – как, наверное, и миллионы лет назад. Напротив на фоне синего неба виднелась иззубренная гряда холмов, перемежавшихся перевалами и долинами, чей цвет варьировался от сочно-зеленого до темного – в зависимости от игры света и тени, которую отбрасывали вершины и запутавшиеся меж них облака. Эта картина никогда мне не приедалась. Я медленно вдохнула и выдохнула, чтобы собраться с силами перед последним отрезком пути и тем, что увижу, добравшись до цели. Остаток дороги я преодолела молча, без всяких песен.

Мой путь по грунтовке, которая вела к нашему дому, преграждал огромный поваленный дуб. Мне вспомнилось, как папа рассказывал о том, что в те времена, когда мой прадед еще бегал тут пацаном, этот дуб был всего лишь робким побегом.

Теперь, при виде этого поверженного исполина, мне казалось, что нас лишили части семейного наследия. Мама порой рассказывала, как своими глазами видела плывущие по течению гробы во время наводнения шестнадцатого года. Теперь же, глядя на дуб-великан, вырванный с корнями из земли, я вспомнила о наших кладбищах. Что же, интересно, с ними сталось? Предков мамы и папы хоронили относительно недалеко друг от друга, но все же расстояние было вполне себе почтительным, будто бы не могло идти и речи о том, чтобы англичане и шотландцы лежали в земле рядом друг с другом. И это несмотря на то, что моя шотландка-мама вышла замуж за моего англичанина-папу!

В зимнее время, когда деревья стояли голыми, я запросто могла разглядеть оба кладбища. Каждое из них располагалось в очаровательном месте и было огорожено кованой оградой. Здесь нашли свой последний приют все, за исключением двух папиных братьев. Дядю Сефа, в честь которого назвали моего брата, похоронили на Арлингтонском кладбище, потому что он погиб на Мировой войне. Дядя Харди, самый старший из папиных братьев, жил в Пайн-Маунтин, что в штате Южная Каролина. Лично я видела дядю Харди всего два раза в своей жизни, а папа практически никогда о нем не упоминал. Мамину родню хоронили метрах в семистах от папиной. На могилах бабушки и дедушки, маминой сестренки, которая умерла совсем маленькой, и двоюродных бабки с дедом мы посадили цветы.

Обогнув поваленный дуб, я навострила уши. До меня донеслось щебетание мухоловок, перестук дятлов и гомон прочих пичуг, которые будто бы жаловались на бурю, сетуя на невзгоды, которые им пришлось пережить. Я зашагала быстрее. До меня внезапно дошло, что воды Стамперс-Крик никогда прежде не поднимались так высоко. Через несколько мгновений я добралась до того места, где некогда стоял наш дом. Я тут же выронила все то, что было у меня в руках. Застыв на месте, я уставилась на каменный фундамент, который почти двадцать лет назад заложил для будущего дома папа. За исключением этого фундамента, от дома не осталось и следа. Тяжело дыша, я принялась обходить кругом наш участок. Мне вспомнилось, как в последние мгновения, прежде чем покинуть дом, мама легкими движениями прикасалась то к одному, то к другому предмету, будто бы навсегда с ними прощаясь.