До поселка остается не больше трех километров, но они уже ощущаются как родные. Пара мгновений, и впереди затеплились огни дорожного освещения, тоже щедрого, но по справедливости. С правой стороны появляются очертания лесного массива, который непропорционально своим грозным размерам трусливо замер перед трассой, боясь через нее перешагнуть. Слева вырастает бетонный колосс в советском стиле, сообщающий о принадлежности земли совхозу «Кавказский».
Все, что слева, – безлюдно. Там поля и лесополосы, которые упираются в Кубанское водохранилище, расположенное в километре от дороги.
Все, что справа, – поселок. Летом он скрывается от дороги в зелени парка, зимой просвечивается, как плохо заштрихованный карандашом. Вот эти огни – это пятиэтажка, в которой живут тесть с тещей. В следующей (зовется «олимпийским домом», по дате завершения строительства) они с женой непродолжительно жили тридцать лет назад. Следующий дом – «аптечный», хотя та аптека закрылась черт знает когда.
Появляется проспект Ленина – главная достопримечательность поселка. Сюда Сурен и поворачивает.
В ночи проспект безвкусно и ярко украшен огнями цветов российского флага, с доминированием синего. Посередине строгая симметрия гирлянд создает удивительно ровную для этого асимметричного края пешеходную перголу, которая поднимается от трассы к зданию администрации. Проспект широк, строг и монументален, как и подобает улице имени вождя мирового пролетариата.
В этот поздний час поселок крепко спит. Спят здания районного суда и военкомата. Со светом, как ребенок, спит строящаяся мечеть. Напротив нее без света церковь, в легком – не по погоде – куполе. Рядом пыхтит паровую сигару котельная из красного кирпича с мозаичным изображением Ленина на фасаде.
Сурен живет в той четырехэтажке по правой стороне в центре поселка. В редких окнах дома теплится свет огней. Еще три года назад, когда младший сын учился в школе, свет в детской комнате горел до часа ночи непременно. Окно не перепутать даже издали, потому что оно находится между двух характерных соседских балконов – один без козырька, другой со спутниковой антенной.
Ночные огни, темные ели вдоль дороги, царапающие низкий туман обрубки недостроенных минаретов, вывеска «Аллея Ветеранов» и бетонные львы под ней, незнакомцы на углу улицы, заросшие кусты казацкого можжевельника, памятник ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС – эти виды родного поселка лишь отражаются в зрачках Сурена, но он не фокусирует на них внимание. Он думает о своем: о том, что устал от бесконечной, ежедневной и однообразной дороги, в которой дом и аэропорт замкнули круг и превратили жизнь в пародию на движение, в грустную карусель, дарящую иллюзию вращающегося вокруг тебя мира. Когда-то давно акценты сместились, и дорога стала приоритетом. С тех пор, много лет подряд, он возвращается домой не для того, чтобы остановиться и насладиться жизнью, а чтобы выспаться и двинуться в обратный путь.
Он думает о том, что устал от гонки за завтрашним днем, в котором будет покой, счастье и деньги. В гонке за клиентом, ведомый памятью о денежных для таксиста девяностых годах и по траектории наименьшего сопротивления, он примчал аккурат к пятидесятилетнему юбилею в положении седовласого и седоусого таксиста, у которого за душой балансирующая на грани самоокупаемости работа, заурядный жизненный опыт, жена и два взрослых сына.
