Дорога в Оксиану - страница 13



Баальбек – это триумф, рождённый в мраморе; масштабы высеченного в камне величия, чей язык остаётся понятен неискушённому взору, затмевают предстающий муравейником Нью-Йорк. Камень персикового цвета расписан румянцем золота так же, как колонны церкви Сент-Мартин-ин-зе-филдс измалёваны сажей. Текстура мрамора не лессированная, а слегка припудренная, как у цветка вишни. Рассвет – лучшее время для созерцания этого великолепия: поднимите свой взор к Шести колоннам59, когда золото персикового камня и небесная синь лучезарны в равной мере и даже пустующие без колонн стилобаты60 полны живительной благословенной силы солнца наперекор торжеству сиреневых глубин небосвода. Поднимите свой взор, поднимите свой взор, устремите свой взгляд ввысь, вверх по этой каменой плоти, по этим трижды огромным стволам, к разрушенным капителям и карнизам размером с целое здание, парящим в синеве. Вглядитесь поверх стен на зелёные рощи белоствольных тополей, а за ними – на далёкий Ливан, мерцающий сиреневым и голубым, золотым и розовым светом. Взгляните на зияющую пустоту, распластавшуюся вдоль гор: каменистую пустыню, чистое море. Жадно глотните воздуха из вышины. Прикоснитесь к камню своими мягкими руками. Проститесь с Западом, если тот принадлежал вам прежде, а затем возвращайтесь туристом на Восток.

Мы так и поступили после закрытия. Надвигались сумерки. Дамы и джентльмены отдельными компаниями устроили пикник на лужайке у ручья. Одни сидели у мраморных фонтанов, развлекая друг друга непринуждённой беседой, другие под случайными деревьями ужинали на траве в свете переносных фонарей. Звёзды взошли, склоны гор укрылись во мгле. Я почувствовал умиротворяющее спокойствие ислама. И если я упоминаю об этом заурядном опыте, то только потому, что в Египте и Турции это миролюбие теперь отрицается, в то время как в Индии ислам, как и многое другое, кажется уникальным и исключительно индийским. В каком-то смысле так и есть, ведь ни человек, ни общество не смогут впитать подавляющего воздействия культуры извне без изменений в собственной идентичности. Но вот что я могу поведать о себе: путешествуя по магометанской Индии, не будучи знакомым с Персией, я сравнивал себя с индийцем, который изучает европейский классицизм на берегах Балтики, а не Средиземного моря.

Вчера днём в Баальбеке Кристофер пожаловался на слабость и ненадолго прилёг, что отсрочило наш отъезд до наступления темноты и лютого холода на просторах Ливана. Теперь, после приезда в Дамаск, он серьёзно заболел. Даже после двух таблеток хинина мигрень была столь ужасна, что Кристоферу снилось, будто он носорог с огромным рогом. Хотя кризис миновал, сегодня утром он проснулся с температурой 10261. Мы сдали наши билеты на завтрашний автобус и забронировали места на пятницу.

Дамаск, 21 сентября. – За нами увязался молодой еврей. Вышло так потому, что в отеле прислуживал официант, вылитая копия Гитлера, и когда я об этом намекнул еврею, то и менеджер, и сам официант разразились такими сильными приступами смеха, что едва смогли удержаться на ногах.

Когда мы с Раттером пересекали пыльный разбитый участок дороги, оставшийся после французской бомбардировки62, мы заметили предсказателя, гадавшего по знакам на подносе с песком, и бедную женщину, которая привела своего истощённого ребёнка и ждала новостей о его судьбе. Ещё один прорицатель сидел рядом без клиентов. Я присел возле последнего на корточки. Он насыпал мне в ладонь немного песка и затем велел высыпать на поднос. Потом нарисовал на песке три строчки иероглифов, прошёлся по ним раз или два, словно раскладывая карты. Выдержав с умным видом паузу, он внезапно прочертил глубокую диагональ и изрёк ряд фраз, которые Раттер, однажды пробывший в Мекке девять месяцев под видом араба, перевёл с должной точностью, как и следовало от него ожидать: «У вас есть друг, которому близки вы и который близок вам. Через несколько дней он пришлёт вам немного денег на расходы в пути. Позднее он присоединится к вам. Путешествие будет удачным».