Дорога в Оксиану - страница 15

Мало утешения в том, что Месопотамия была когда-то очень изобильна, богата на произведения искусства и изобретения, гостеприимна для шумеров, Селевкидов66 и Сасанидов67. Главным событием истории Месопотамии стало разрушение завоевателем Хулагу68 ирригационной системы страны в XIII веке. И по сей день Месопотамия остаётся в плену у грязи, лишённой растительного плодородия – единственно возможного в этих краях преимущества. Равнина грязи впереди плоская настолько, что сиротливую цаплю, застывшую на одной ноге возле редкой струйки воды в канаве, можно спутать с радиоантенной. Из грязи на равнине вырастают целые деревни и города. Текут реки из жидкой грязи. Воздух наполнен смогом, исходящим от грязи. Люди цвета грязи носят одежду в тон грязи, а их национальный головной убор напоминает пирог из грязи. Багдад – столица, которая под стать этой божественно благодатной земле. Город скрыт за пеленой грязного тумана; когда температура опускается ниже 11069, местные жители жалуются на холод и достают меха. Сейчас только одним город по праву знаменит: изливающим земной гной фурункулом, который излечат через девять месяцев, оставив на теле пустыни заметный шрам.

Кристофер, которому это место нравится намного меньше, чем мне, называет его раем в сравнении с Тегераном. Конечно, если бы я верил всему, что он рассказывает о Персии, то относился бы к нашему завтрашнему отъезду как к отправке на каторгу. Я так не считаю, ибо Кристофер влюблен в Персию, но отвечает словно благовоспитанный китаец. Если вы спросите его о жене, то он ответит, что это сучье чучело ещё не подохло, имея в виду, что его прекрасная достопочтенная супруга свежа, как майская роза.

Отелем управляют ассирийцы, взбалмошные и вызывающие жалость маленькие люди с обходительными манерами, до сих пор пребывающие в ужасе от развязанного против них террора. Есть только один человек, которого я бы отнёс к багдадцам, – бойкий юноша по имени Дауд (Давид), который взвинтил цены на весь транспорт до Тегерана и назвал арку70 в Ктесифоне ни больше ни меньше как: «Прекрасное шоу, сэр, высокое шоу».

Арка возвышается на 121½ фут от земли и имеет пролёт 82 фута. Её тоже построили из грязи, но тем не менее она простояла четырнадцать веков. На некоторых фотографиях эта арка стоит ещё с двумя стенами вместо одной, а также с цельной фронтальной частью. Плохо обожжённые кирпичи в большинстве своём выглядят живописно: белый с добавлением коричневого на фоне лучезарного небосвода, вновь ставшего голубым ко времени нашего отъезда из Багдада. Фундамент отремонтировали недавно, возможно, впервые в истории.

Местный музей хорошо охраняется, но не ради безопасности сокровищ Ура71, а для того, чтобы посетители не заляпали руками латунь витрин. Поскольку любой экспонат не крупнее напёрстка, разглядеть сокровища Ура практически невозможно. На наружной стене по указанию короля Фейсала установлена мемориальная доска в память о Гертруде Белл72. Полагая, что доска вывешена королём Фейсалом для ознакомления, я подошёл поближе. Четверо полицейских тотчас подняли крик и оттащили меня подальше. Я обратился к директору музея по поводу произошедшего. «Если у вас плохое зрение, вы можете испросить специального разрешения», – ответил он. Вот вам и арабское очарование.

Мы ужинали у Питера Скарлетта, друг которого Уорд рассказал историю, случившуюся на похоронах Фейсала. Был жаркий день, и огромный негр пробрался в шатёр для высокопоставленных лиц. Через некоторое время негра обнаружили и выволокли наружу. «Чёрт возьми! – воскликнул командующий английскими войсками. – Они стащили мою тень».