– Прошу тебя, Сэмми, подожди! Посмотри на свою прекрасную мать, родившую тебя в муках. Она нуждается сейчас в помощи, требующей, вероятно, большего искусства, чем наше. Заклинаю тебя именем покровительствующего воинству господа бога, коему в завтрашний шаббат[28] вознесу я от всего сердца молитву во храме, объясни, что же вселилось в тебя, когда ты согласился участвовать в этом чудовищном предприятии?
– Право же, Арон, слово «вселилось» весьма уместно, когда речь заходит о моем участии в том, что вы определяете как преступное действие.
– Мне ни к чему что-либо определять, Сэм, коль скоро я вижу на этих стенах столь специфические снимки! – Пинкус вскочил с кровати и перстом своим указал на фотографии и газетные вырезки.
– Но они же, Арон, сами по себе ни о чем не свидетельствуют.
– Ты что, хочешь, чтобы я послал папе повестку с вызовом в суд?
– Чиновники Ватикана не допустят ничего подобного.
– Эти фотографии – достаточно серьезные улики! Неужели я так и не научил тебя?
– Пожалуйста, поднимите маме голову!
– По-моему, ей повезло, что она потеряла сознание… Так какой же бес вселился в тебя?
– Собственно говоря, все произошло помимо моей воли. Когда за двадцать четыре часа до своей демобилизации из армии я вышел из архива армейского разведывательного управления «Джи-2», где содержался компьютерный банк данных, то к моему запястью были прикованы цепью копии документов из папок повышенной секретности.
– Ну и?..
– Видите ли, Арон, как официально приставленный к Маккензи Хаукинзу юрист, я был обязан сопровождать его, когда он решил в соответствии с резолюцией шестьсот тридцать пять сделать заключительную запись в досье, в котором хранились секретные отчеты и прочие документы, касавшиеся его службы в армии во время Второй мировой войны и последующих боевых действий на территории Юго-Восточной Азии.
– Ну и?
– И тогда друзья-соратники Мака заявили о себе. Находясь в Золотом Треугольнике, я допустил небольшую оплошность: обвинил некоего генерала Этелреда Броукмайкла в участии в наркобизнесе, в то время как в действительности в этом был замешан его кузен Хизелтайн Броукмайкл. Обезумев от ярости, приятели Этелреда, а заодно и друзья Мака Хаукинза с готовностью откликнулись на призыв Хаука о помощи и охотно подыграли ему…
– Подыграли ему?.. О боже!.. Хизелтайн!.. Этелред!.. Наркотики!.. Золотой Треугольник!.. Итак, ты совершил ошибку, но ты же и снял обвинение. Не правда ли?
– Да, но было уже поздно: военные еще хуже конгрессменов. Этелред не получил своих трех звездочек, а его дружки свалили все это на меня и подсобили Маку.
– Ну и?..
– Одна из этих сволочей приковала к моему запястью кейс с наклейкой «совершенно секретно», после чего меня выставили вон с двумя тысячами шестьюстами сорока одной копией документов из не подлежавших огласке досье и не имевших, как правило, никакого отношения к Маку Хаукинзу, прикинувшемуся невинным младенцем.
Арон Пинкус, повалившись с закрытыми глазами на кушетку, коснулся плечом пришедшей в сознание, но так и не оправившейся от потрясения миссис Элинор Дивероу.
– Как я понимаю, следующие пять месяцев ты находился всецело в его власти, – чуть приподнял веки Арон.
– В противном случае мне грозили или бесконечная отсрочка моей демобилизации… или двадцать лет заключения в Ливенворсе.
– Так деньги эти ты получил в качестве выкупа?
– Какие деньги?
– А те, что ты столь щедро вложил в этот дом… Сотни тысяч долларов!.. Они ведь твоя доля выкупа, не так ли?
