Дорога в Омаху - страница 42



Хрупкая фигура Арона Пинкуса приковыляла в кабинет. У него был такой усталый, измученный вид, будто он только что совершил восхождение на Маттерхорн.

– Нам надо поговорить, Сэмюел, – сказал он, задыхаясь и в изнеможении падая на стул перед письменным столом. – Пэдди, не будешь ли любезен оставить нас наедине? Кузина Кора решила, что тебе понравится филей, поджаренный на решетке.

– Что?!

– С ирландским элем, Пэдди!

– Ну что же… Выходит, первое впечатление не всегда правильное. Не так ли, мистер Пинкус?

– Так, старый друг.

– А как насчет меня? – завопил Дивероу. – Кто-нибудь меня развяжет?

– Ты останешься в таком положении, Сэмюел, до тех пор, пока мы не закончим беседу.

– Вы всегда зовете меня Сэмюелом, когда злитесь.

– Когда злюсь? Но почему я должен злиться? Конечно, ты связал мое имя и мою фирму с самым омерзительным, коварным преступлением за всю историю цивилизации со времен Среднего Египетского царства, существовавшего четыре тысячи лет назад. Однако это вовсе не значит, что я зол. Нет, Сэмми, я не зол, я в истерике.

– Ну, я пошел, босс, – произнес бывший сержант.

– Я позвоню тебе попозже, Пэдди. И постарайся получить максимум удовольствия от своего филея, как если бы это была последняя трапеза в твоей жизни.

– Желаю удачи, мистер Пинкус!

– Спасибо. Через час зайди за мной и отвези меня в храм, если только я раньше не просигналю тебе.

Лафферти быстро удалился. Снизу послышался скрип наружной двери.

Сложив руки на груди, Арон молвил спокойно:

– Правильно ли я заключил, что тебе звонил не кто иной, как генерал Маккензи Хаукинз?

– Вы сами отлично знаете, что это так и что эта крыса не должен был делать этого.

– А что он такого сделал?

– Позвонил мне.

– Так разве ж есть закон, запрещающий разговаривать по телефону?

– Коль скоро речь идет о нас двоих, то, безусловно, есть. Он поклялся на своде армейских уставов, что не будет больше разговаривать со мной до конца своей несчастной, ублюдочной жизни!

– И тем не менее он счел возможным нарушить эту торжественную клятву, из чего следует, что он хотел сообщить тебе что-то чрезвычайно важное. И что же это было?

– Да он не сказал ничего! – взвизгнул Дивероу, снова напрягаясь в бесплодной попытке освободиться от пут. – Все, что я от него услышал, так это то, что он летит в Бостон повидаться со мной, потому что у него все пошло вкривь и вкось…

– Скорее это у тебя все пошло вкривь и вкось, Сэм… А когда он собирается прибыть сюда?

– Откуда мне знать!

– Тоже верно: отдавшись своей душевной драме, ты не стал его слушать… Учитывая, что он собирается сообщить тебе что-то жизненно важное, ради чего ему пришлось нарушить соглашение никогда не вступать с тобой в контакт, мы можем предположить, что его поездка в Бостон не терпит отлагательства.

– Так же, как и мой отъезд в Тасманию, – заметил Дивероу с чувством.

– Вот этого-то я как раз и не советовал бы тебе делать, – откликнулся Пинкус столь же горячо. – Ты не должен бежать отсюда, избегать встречи с ним…

– Назовите мне хотя бы одну причину, по которой мне не следует его избегать, – перебил его Сэм. – Разве что вы боитесь, что я убью этого сукина сына. Он своего рода сигнал бедствия с «Титаника».

– Дело в том, что ты участвовал в ужаснейшем преступлении всех времен, и этот факт он сможет и впредь обращать против тебя и, соответственно, и меня как твоего единственного работодателя с момента окончания тобой Школы права.