Читать онлайн Мира Шонал - Дорога в Шарбо. Пёстрая стая

Рассветное солнце осветило буйство красок, которыми были окрашены телеги и фургоны шарбонцев1. Люди просыпались. Выходили из своих кибиток, босыми ногами ступали по холодной росе и умывались ею. Несколько мужчин хлопотали у большого котла, из которого густым облаком клубился пар. Запах готовящегося мяса и терпких трав пропитал прохладу утра. Этот котёл был символом того, что шарбонцы были не просто народом, а семьёй.

На поляне, окружённой фургонами, собирались черноволосые мужчины и женщины. Рассаживались на шкуры, говорили негромко, чтобы не нарушать тишину гор, у подножья которых раскинулось их поселение. Невероятной красоты девушка помогала братьям раскладывать блюдо из котла по мискам и подносила их собравшимся.

– Оставь черпак в покое, Ачик, сынок, сыграй. Где Рамси? Почему утро начинается так, будто я своего коня пристрелила? – ворчливо произнесла Гурбаш, одна из старейшин рода.

– Не грусти, дорогая мами2, сейчас я сыграю так, что твой конь оживёт! – подмигнул ей мальчишка.

В его руках оказалась скрипка из чёрной ели – дерева, которое росло высоко в горах. Мастера музыкальных инструментов в Мирии3 очень любили этот материал, по праву считающийся самым прочным. Скрипки из чёрной ели в руках виртуозов могли исторгать не только звуки поднебесной чистоты, но и слёзы из скупых глаз. А Ачик был виртуозом и не замедлил продемонстрировать своё умение.

Скрипка едва слышно, но трепетно запела соловьём в рассветном лесу. Песнь её была легка и воздушна, а потом стала быстрее и прерывистей. Она рассказывала историю о том, как в поле козлята прыгают через мирно спящего старого пса. Незаметно к первой скрипке присоединилась вторая и стала подпевать своей сестрице нежным голосом молодой пастушки, пытающейся уговорить рогатых сорванцов оставить лохматого сторожа в покое. То был Рамси – не просто виртуоз, но скрипичный чародей. Никто и никогда ни в шатрах4 Мирии, ни на площадях купеческого города Калипса не слышал более мастерской игры. Казалось, он мог дарить свет потерянным душам и убивать надежды на людном празднике звуком, издаваемым движением смычка.

Молодые и белоголовые старейшины заняли понемногу свои места и наслаждались дичью, приготовленной для них охотниками – угрюмым Кассандром и молчаливым Лапой, возмужалых так, что пора бы заводить семьи. Вот только невест среди своих им брать было нельзя: слишком широко разлилась их кровь по поселению – куда не взглянешь – одни сёстры. Старейшины позволили им найти невест среди других народов. Да только дев, готовых разделить кибитку с парнем и стать частью одной большой семьи, не так-то просто было найти. Так думали молодые. Старейшины улыбались и глядели на молодую кровь как старые птицы на желторотых птенцов.

– Гурбаш-мами, скажи им хоть, в какую сторону направить своего коня! – встала на защиту пристыженных братьев Софика, протягивая ей миску с дымящимся мясом. – В Мирии нам сестёр разве что среди приговорённых к казни отравительниц искать, а в Калипсе рабынь словно кобыл угонять, так что ли?

– А ещё можно среди воительниц Банум-Сери5 поискать! – не впервые повторил Ачик. – Говорят только, чтобы взять их в жёны, нужно сначала победить в честном бою. Да только никому ещё не удавалось их победить. Что скажете, Лапа, Кассандр? Готовы ли схватиться с самыми свирепыми и прекрасными женщинами этого мира?

– Не болтай глупости, всем известно, что воительницы Банум-Сери никогда не становятся жёнами! – возмутилась Сойко, совсем ещё девчонка, и монеты, часто пришитые к рукаву, зазвенели на её руках.

– Шух, так никто и не пробовал, все животы берегут! А я готов рискнуть жизнью ради такой жены! – как можно мужественнее произнёс Ачик, да только сестёр его слова развеселили так, что ещё долго краска сходила со смуглых щёк мальчишки. Звонче всех смеялась Сойко – и монетки, украшавшие её наряд, вторили звонкому смеху девчонки.

– Чем ты хочешь победить великих воительниц? Сыграешь им колыбельную? – дразнилась она.

– Шух! Расшумелись как галки с сороками! – угомонила девушек Гурбаш. – Где жён нашим сыновьям искать – только им должно быть ведомо, верно, не бычки они на заклание, чтобы за верёвкой тащиться. А самритов6 не выпрашивайте, дорога покоряется идущим.

Что было в голове у Гурбаш – понять никто не мог, да и не дело это молодых – заглядывать в глаза старцам. Что они в них увидят? Только сожаления о прожитой жизни и о том, что слишком уж она была коротка. Нет, никто не заглядывал в глаза старикам, никто и не ждал советов. Не дело это молодых – следовать советам тех, кто уже отжил свой век.

Разговоры и сожаления о холостяцких судьбах Лапы и Кассандра прекратились, да и самих парней, казалось, отсутствие невест никак не беспокоило. Кассандр помалкивал и сосредоточенно точил наконечник стрелы. Лапа улыбался так, будто в его распоряжении был целый гарем из мирийских жён.

Крышка котла закрылась, и парень по прозвищу Ворон залил каменный очаг. Огонь зашипел и тут же погас.

– Вернёмся не скоро. Уйдём глубже в горы, – сказал парень, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности.

Ворон был не высок и не низок, курил длинную трубку, и на лице его часто проступала гримаса недоброй насмешки – такая же, как у его сестры Софики. Как и сестра, он был очень красив. Однако шарбонцы его ценили за другие умения, за которые не похвалили бы мирийские блюстители порядка.

Вождь племени, баро7 Арзамас, пожелал удачи и безмолвно произнёс напутствие. На его коленях сидел пухлощёкий малыш и мусолил косточку. Баро поглаживал пальцем ножки карапуза и втягивал носом молочный запах его кудряшек.

– Скоро Зендан8, дети, постарайтесь вернуться вовремя, – сказал старик.

Кассандр и Ворон согласно кивнули. Лапа присел рядом с баро и, склонившись, поцеловал карапуза в щёчку, за что немедленно получил косточкой по носу. Недовольный тем, что его занятие прервали, малыш насупил брови, но смех Лапы его отвлёк, и он снова принялся вгрызаться двумя зубами в свою кость.

Так начиналось утро шарбонцев.

2. Шали

Как только солнце нырнуло за гору, Шали по прозвищу Ворон вышел из кибитки. Одет он был по-дорожному: высокие сапоги хорошей выделки, поверх тёмной рубахи – кафтан с капюшоном из овечьей шкуры. В руках он держал лук и колчан со стрелами. Во дворе его уже ждал Лапа с двумя маститыми жеребцами. Шали свистнул птицей. Неподалёку, из соседнего фургона, послышалась ответная трель.

– Мне снились тигры, ворвавшиеся в фургон. Будь начеку. – Софика подошла к парням и пристально посмотрела на брата. В её зеленых глазах промелькнула тень вины. Шали терпеть не мог предостережения. Он сощурился, но промолчал. Все трое стояли и гладили морды коней, когда к ним, ведя за узду пегую лошадь, подошёл Кассандр.

– Я обещал Сойке привезти соколёнка, – удручённо произнёс Кассандр. Все трое уставились на него. Такое обещание могло затянуть пребывание в горах на неопределённый срок.

– Не в этот раз, Кассандр, – быстро проговорила Софика, но предупреждающий взгляд брата не дал ей договорить. Кассандр взглянул на Ворона и решил подождать с вопросом.

– Всё равно идём в горы. Если повезёт, – возразил Шали, как ему самому показалось, только из чувства противоречия.

– Зачем Сойке сокол? – спросил Лапа.

– Ай, – отмахнулся Кассандр, запрыгнув на свою кобылу. Дальнейших объяснений не последовало.

Сойко, или как все её называли – Змейка, была младшей сестрой Кассандра, любимицей шарбонцев. Отказать ей в просьбах кому-либо было невозможно, да и не хотелось. Все то и дело привозили ей гостинцы, но особенно она любила собирать монетки. Не золотые и серебряные, ради которых взрослые готовы были убивать и умирать, а медные. Они были лёгкие и тихо позвякивали, вшитые в звонкую монисту. Змейка от того и называлась так, что медная россыпь покрывала её почти всю, с ног до головы.

– Ещё пару вёсен – и она попросит тебя привезти ей в мужья мирийского принца. – Лапа осклабился, хотя сам, обратись она к нему с просьбой, ни за что бы не отказал девочке.

Троица, оседлав коней, выехала из поселения. Софика не стала провожать их печальным взглядом, а круто развернувшись на пятках, направилась к костру. Там сейчас собиралось её племя.

– Так на кой чёрт Сойке сокол? – улучив момент, когда все трое выехали на широкую местность, а сумерки вступили в свои права, переспросил Лапа. – Так только мирийцы охотятся!

– Не знаю, – буркнул в ответ Кассандр, не поворачивая головы и пристально вглядываясь вдаль. – Может, приснилось, может, Ачик или Хамам что понарассказывали. Да только очень просила. Говорит, что мы за шарбонцы, если испугаемся у соколихи из гнезда яйцо стянуть.

– Ты не поленился ей объяснить, что на эту гору ещё три дня карабкаться придётся? – не унимался Лапа.

– Говорил. Да только в последнее время она совсем не танцует, всё больше грустит. Когда отец ещё жив был, Сойко вся звенела, смеялась, а теперь только в небо смотрит. – Кассандр умолк.

– Хочет – значит, получит. Неважно, сколько придётся карабкаться, – тихо произнёс Шали.

У многих уже повзрослевших детей племени не было родителей. Софика и Шали росли без матери и отца, родители встретили свою участь на берегу холодного океана. Тогда многие шарбонцы погибли в бою, гонимые и настигнутые. В одночасье. Там же погибла и мать Кассандра и Сойки. А их отец, человек немолодой уже, успел вырастить и побаловать дочь. Его уход стал свежей раной для семьи.

Кассандр обернулся и благодарно посмотрел на друга. Лапа, ощутив, что запаздывает с дружеской поддержкой, подогнал коня и положил обе руки на плечи соплеменников. Дальше троица скакала неспешной рысью, пока позволяли холмы, чередующиеся с долинами. Волосы трепал ветер, ночь укрывала всадников от непрошеных свидетелей.

Луна поднималась всё выше, холмы уступали каменистым возвышениям, всё больше напоминавшим зáмки, о которых рассказывали иноземцы, встречавшиеся шарбонцам в Калипсе. Цокот коней становился отчётливей, почва под копытами – твёрже. Всадники двигались по тропинке словно тени, и только блики лунного света иногда обнаруживали их друг для друга. Никто не издавал ни звука.

Диск луны стал исчезать из небосвода, как и звёзды, лес по обе стороны тропы густел. Звуки стали мягче, словно кто-то невидимой рукой накрыл путников покрывалом. Кони принюхивались, люди прислушивались.

Шали и Лапа держали наготове сабли и соблюдали расстояние друг между другом. Ветви свисали над самой головой. Кассандр, расчищая путь, взмахнул дубиной, веточка над ним обиженно треснула. Птица вспорхнула на лёгких крыльях. Парни замерли, но ночь была недвижима. Всадники передвигались по невидимой тропе очень медленно, и наконец Шали, возглавлявший шествие, спешился. Где-то под его ногой зашипела змея. Он не обратил на неё внимания. Ещё через время послышались гулкие шаги, шорох сухой травы и удары кремния. Маленькая искра раздалась – и вскоре стал виден вход в неглубокий грот. Лапа и Кассандр завели коней в укрытие. Здесь было сыро и холодно, но остаток ночи обещал отдых после трудной дороги и спокойствие. Шали подбросил в костёр хворост, и на стенах пещеры заплясали огромные тени. Здесь было их тайное убежище, самое важное, чтобы рисковать идти сюда при свете дня. Запасы дров и подвешенные на стену шкуры говорили о том, что непрошеных гостей не было.