Весна вообще была для жителей Гаэли горячим временем – после сонной медленной зимы течение времени точно разгонялось, что вырвавшийся из-подо льда ручей, и точно так же кипело, бурлило событиями, встречами, поездками.
– Знаешь, конунг, а мне вот даже нравится, как у наших соседей все придумано. Хороший уклад, правильный, как раз по их земле – самое оно! От Молочной Луны до Эйстре, весеннего равноденствия – время ярмарок. От Равноденствия до Зеленой Луны – Весенние Состязания, ну а уж как Зеленую Луну встретят – там не до разъездов, там время работы настает – земледельцев наделы ждут, пастухов – выгоны скота, тоже горячая пора, но совсем по-другому. До Середины Лета – не выдохнуть спокойно. И после тоже – посвободнее, но не надолго. Лето же, сам знаешь, не столь длинно, как всякому хотелось бы! – Вильманг, надо признать, любит растекаться мыслию по древу какой-либо идеи, вот и сейчас, когда Амир и близкие друзья его отца, а теперь – и его собственные товарищи, сидели обсуждали грядущую коронацию монарха соседей-гаэльцев, начал рассуждать о том, как вообще гаэльцы свой год живут.
– Вот и мы потихоньку в это же самое почти и уходим, кажется, – Хакон почесал свою черную бородищу, чуть хмурясь. Кто его плохо знал, решил бы – недоволен чем. Но нет, это просто такая манера – сам хмурится, а глаза смеются, и под усами улыбка проглядывает. Этим почему-то самого юного конунга Хакон к себе сразу и расположил при знакомстве.
Знакомство то состоялось меньше года назад7, но Амиру казалось – этих людей он знал всю жизнь.
– Тебе оно что, не по нраву, что ли? – ворчит Ингвар – тоже больше по привычке.
– А я что, разве сказал, что не по нраву? – возражает Хакон, и Олло – его побратим, вечно смешливый, что мальчишка, даром, что пятый десяток зим уже распечатал, хохочет над перебранкой, потом заявляет:
– Да хватит уже отвлекаться на что ни попадя! Этак мы до ночи ни до чего не договоримся!
– Так вроде ж договорились, нет? – это снова Вильманг, и Амир кивает, так, мол.
Вообще они разговаривали о том, кого Амир с собой позовет в Даар-Кандр, на грядущую коронацию – в письме-приглашении, подоспевшем ко дубовому трону Фрамстаага аккурат в последний день ярмарки, говорилось: «Конунг может взять с собой, кого пожелает».
И тут явно была какая-то хитрая заковырка – от того, с кем прибудет молодой конунг и всадник (не считая дракона, разумеется), зависело потом отношение всей правящей верхушки Гаэли. А что она не заканчивается на его личных друзьях – семействе Мааркан, лордах Ардэйх – Уаллэне с его племянником, да лорде Гилри Конрэе и рыцаре Вердэне Д'Арайне, Амир понимал и без подсказок.
В результате, после довольно долгого обсуждения с участием и вот этой компании, и старого Имора, и даже Кайлеви, Амир решил, что возьмет с собой всего четверых.
Хирре Иморсона, как будущего ярла гнорргов. Тойво – тайале от перевалов конрэевских гор до самых дальних фьордов по нордгардскому берегу именно его вождем воинов почитали. И Олло с Хаконом – как личную охрану, потому что «ты, конечно, конунг, воин хоть куда, и дракон твой тебя в обиду не даст – но не следует правителю к чужому двору без хускарлов8 являться!» И что больше двух почтут уже за оскорбление, а меньше – не по статусу, тоже особого пояснения не требовало.
На том и решили.
Сам же Даар-Кандр, чем ближе была назначенная дата, тем более полнился суетой приготовлений и самыми разными настроениями.
