А времена меняются в самом деле – поутру доложат, что пропавшее недавно торговое судно, отнесенное поднявшимся ветром далеко в море, вернулось с диковинными вестями. Они видели берег. Другой берег, быть которого не могло.
А с горных краев, с северных пределов, гонец принесет письмо о просящих приюта людях, отплывших луну назад с тонущей земли, лежащей еще севернее их дальних вотчин, где берега каменисты, холодны и изрезаны фьордами сплошь, как добрый хлеб пронизан порами в мякоти. И вот в это сперва потребуется поверить – в чужие берега там, где не было их раньше… никогда?
«Поплыл некогда рекомый Золотою Струною в восточную сторону – на корабле, коим правили хитроглазые и верткие матросы из земли на самом восходе солнца лежащей.
Говорили ему: не ходи в дальнюю даль без цели – ну а как пропадешь, и не сложит тебе никто огненного ложа?
Отвечал он – цель дает сама дорога, когда по ней идешь.
Говорили ему: к чему чужая земля тебе, когда своей – лиги немеряны, от берега до берега?
Отвечал он – чтоб знать, что нету прекрасней ее, должен повидать я другие края.
Говорили ему: не вернешься, сгинешь, не вспомнят о тебе в Ворота Зимы, и в туманный край не найдешь пути коли?
И отвечал Золотая Струна – я себе судьбу добывать пошел, приношу клятву, что не взять меня чужой земле, если сам я того не пожелаю.
И поплыл – сперва к берегу крайморскому…»
Нет. Были. Берега – были. Давно, тогда, когда писали книгу на темном пергаменте и в дубовой обложке.
Сейчас – вернулись? Или… и не пропадали? Чья земля заблудилась среди моря – наша, или та, что мы все это время полагали сгинувшей в пучине?
И точно само время вздрогнуло и изменилось – казалось, в единую ночь.
Предстояло важное: время изменений. И вырастали на горизонте не берега, но вопросы, что не решаются за книгами, а решаются живым делом. Это рыцарь знал и без старых песен.
Тени и островки света, окрашенные во все тона небесной сини, зелени и золота, играли в пятнашки в просвете узкой арки окна. Ветер чуть покачивал ветви – за цветным стеклом мозаики их было не очень ясно видно, но переливчатые тени колышущейся листвы цепляли взгляд, заставляли задумчиво следить за сменой их очертаний. Монарх поймал себя на мысли, что смотрит на это трепетание так, точно силится увидеть в нем то ли подсказку-ключ к своим раздумьям, то ли еще что-то важное. «Если бы это было так просто! В пору просить совета Сокрытых уже».
– Что-то вы, Ваше Величество, невеселы. Мне казалось, у нас еще нет настолько крупных проблем, – Вердэн Д'Арайн принял из рук Императора подписанный свиток и слегка нахмурился.
– Несомненно, рыцарь, вы правы, – Император Бриваэль устало улыбнулся. – Но я все никак не могу отделаться от мысли, будто произойти может вообще все, что угодно. За эти пятьсот лет мы, будем честны, ослабли. От флота остались жалкие огрызки, и я чувствую свою вину за это.
– Самоедством делу не помочь. Да и потом, неужели вы полагаете, что наши прежние соседи не признают Гаэль?
– Я думаю, что с ними точно так же могло случиться все, что угодно, – отрезал Император, стерев с уст улыбку. Его обычно спокойное благородное лицо сейчас являло следы крайней усталости и беспокойства. – Та сила, что швырнула нашу землю неведомо в какой потайной карман мироздания, могла запросто сожрать и население прочих земель.
– Вы так говорите, будто на соседних берегах нас будет поджидать черноликое воинство, о котором некогда рассказывали торросские мореходы, когда они до нас ещё доплывали, – спокойную уверенность рыцаря было сложно чем-либо смутить. – О которых мы доподлинно вообще не знаем – а были ли они где-то, кроме самой Аквитопии? И было ли их хоть сколько-то больше, чем пригодно для захвата десятка мелких островков. Иначе сказать – черноликие захватчики это нечто из области домыслов – возможно или невозможно их существование в чужих землях, мы того не знаем. А что нам всем не будет добра, если вы себя продолжите так же изводить, я вижу уже сейчас. Ваше Величество, лорд Бриваэль, послушайте моего совета – вам нужно отдохнуть.
