– Твоя решимость рисковать собой ради других всегда меня восхищала. – Чиркнув зажигалкой, Раух закурил сигарету и внимательно посмотрел на нее. – Что касается меня, меня убеждать не надо. Я всегда на твоей стороне.
– Розы сам купил? – спросила Маренн, понизив голос. – Отто и не подумал, конечно. Я хорошо его знаю.
– Он очень занят…
– Ну, это как обычно. – Маренн кивнула. – Все равно, мне приятно. Кругом война, горе, а они так прекрасны… Из другой жизни.
– Из Берлина, – усмехнулся Раух. – Хотя там тоже бомбят англичане. А из последних новостей, как ни странно, все о тех же айнзацкомандах… – Он сделал паузу. – Фелькерзам, адъютант Шелленберга, раздал всем начальникам отделов новую директиву Гейдриха. Нас как бы не касается напрямую. Но указано: если потребуется содействие, долг каждого члена Ваффен СС оказать им поддержку вне зависимости от его непосредственного рода занятий, какой приказ он выполняет. Так что Олендорф не зря к тебе явился. Директива вступила в силу 2 июля, а сегодня 1 августа. Извольте бросить все и исполнять – оказывать содействие.
– Что, прямо так и написано – «бросить все»? – Маренн недоуменно приподняла брови. – И боевые части должны бросить позиции?
– Указано, что если для окружения объекта у айнзацгруппы не хватает собственных человеческих ресурсов да, вермахт или боевые части СС обязаны участвовать, осуществлять это окружение, обыскивать дома, выводить унтерменшев на построение, доставлять их до зоны ликвидации. И к утерменшам теперь относят не только евреев, как раньше. Сюда же украинцы, белорусы, русские, цыгане конечно же. И не только мужчины. Приказано брать всех – женщин, детей, стариков. Особенно сказано о большевистских комиссарах, бойцах Красной армии. «Если все предпринимаемые меры направлены на главную цель – экономическое покорение завоеванного восточного пространства…» – кажется, так там, – процитировал Раух, – то они должны производиться с беспощадной строгостью на возможно более широком пространстве, принимая во внимание продолжавшееся десятилетиями формирование страны большевиками. Должны быть уничтожены все функционеры Коминтерна и все коммунистические политики – функционеры партии высшего и среднего звена, а также радикально настроенные рядовые члены, все председатели комитетов – райкомов, обкомов, горкомов. Евреи, само собой – все. Саботажники, пропагандисты, партизаны, подстрекатели. Вермахт и боевые части СС обязаны передавать всех схваченных в тылу войск комиссаров и военные чины Красной армии званием выше рядового в распоряжение айнзацкоманд. С последующим уничтожением, естественно, – заключил он.
– Значит, эта русская девушка, если выяснится, кто она на самом деле, будет расстреляна в обязательном порядке, – произнесла Маренн тихо. – Не знаю точно, но она что-то вроде фельдфебеля, обершарфюрер, то есть младший командный состав. И все, кто ее скрывал – тоже. Если найдут документы или кто-то выдаст. А это не исключено. Ведь в деревне много людей, и наверняка найдутся те, кто не прочь услужить новой власти. А там все знают, что к леснику никакая родственница не приезжала. И детей у них не было.
– О какой девушке ты говоришь? – настороженно поинтересовался Раух.
– Из Красной армии, – ответила Маренн. – Ветеринар. Служила в школе, где тренировали собак для охраны границы. Здесь недалеко, у села Легедзино, вчера был тяжелый бой. Их батальон пограничников остановил наступление «Лейбштандарта» практически без патронов и без гранат, дрались врукопашную, и собаки и люди.
