Дорогая княжна - страница 3



Отъезд был назначен на семь утра, и для Иви это стало испытанием, но она не могла не признать – сборы вышли красивыми, как в кино.

Иви разбудили дворовые девушки. Одеты они были по-праздничному: в белых вышиванках, замужние были в высоких красных намитках1. Подняв Иви с постели и заведя красивую песню, девушки сперва проводили ее в ванную, сами обмыли, облачили в кружевное исподнее. Скорбно вздыхающая Янина прибрала ей волосы, вплела в них белые ленты; девушки в это время готовили платье и собирали в саквояж последние вещи: меховую муфточку, теплые чулки, что-то из косметики. Переодев Иви в пышное платье, девушки проводили ее в холл, где уже ждал кучер. Янина сунула ей в руки узелок с вкусностями и взмахнула перед девушкой рукой в жесте, очень отдаленно напоминающем перекрестие.

После няньки к лже-панне приблизился сам хозяин поместья. Абсолютно формально заключив девушку в объятия и трижды поцеловав ее в обе щеки, пан сухо сказал:

– Твой путь к выпуску должен быть безупречным галопом, а не нелепым ковылянием – только так ты сможешь послужить на благо семьи. В противном случае тебя будет ждать святая обитель, где ты будешь приносить успокоение всем заблудшим душам. Я уверен, если ты не справишься, это будет самым достойным вариантом твоей дальнейшей судьбы.

Иви закусила губу, присела в неуклюжем реверансе и забралась в коляску. Монастырь? Не-е-ет, это не для нее. Смирение, испытываемое частью чужой души, к которой девушка пока не смогла привыкнуть, она игнорировала.

Лошадка резво бежала вперед, коляска катилась по грунтовой дороге, иногда подпрыгивая на кочках; разгорался по-осеннему поздний рассвет. Жуя рогалик, Иви с интересом разглядывала природу и иногда горестно вздыхала, жалея, что фотоаппараты в этом мире еще не изобрели.

Соотнести местность с реальной страной не удавалось. Холмы везде были холмами, трава – травой, и деревья облетали так же, роняя листья на прохладную землю.

Иви достала из сумки небольшой блокнотик в мягкой обложке и угольный карандаш.

Усевшись настолько удобно, насколько это было возможно в постоянно подпрыгивающей коляске, девушка начала схематично набрасывать неспешно проплывающий пейзаж.

Это была одна из ее милых странностей, над которой посмеивались родственники и немногочисленные знакомые: зарисовывать все на свете. Иногда рисунки выходили кривобокими, иногда – довольно неплохими, но так или иначе, они перестали быть просто увлечением, когда Иви решила поступать в Парсонс.

Учеба взбесила ее в первую же неделю: Иви представляла себе старейший колледж искусств совсем по-другому. В ее мечтах это были полеты фантазии, бессонные из-за вдохновения ночи, живопись – фантастические миры на холстах… Но ночи оказались бессонными не из-за наплывов вдохновения, а из-за зубрежки древнегреческих ордеров. А рисовать нужно было кувшины и головы.

Через полтора года рисования кувшинов бунтарская душа не выдержала, и Иви, отчислившись с курса и победоносно ткнув в бесстрастные окна колледжа неприличным жестом, стала рядовым фотографом-фрилансером.

Закончив картинку, Иви перекусила очередным бутербродом и задремала, убаюканная покачиванием.

Солнце уже медленно катилось к закату, когда коляска подъехала к большим воротам. Иви проморгалась, с интересом разглядывая тонкую ковку створок. Двое мужчин в строгой форме распахнули ворота, и коляска покатила по аллее. За воротами оказался целый мир: сад со статуями и фонтанами, небольшие домики, о назначении которых пока приходилось только догадываться, и самое главное – огромное здание, больше похожее своими размерами и великолепием на настоящий дворец. Коляска остановилась у большого крыльца, на котором толпились девушки. Их было около пяти десятков; большинство – со своими гувернантками.