– Ой. – Он поднимает руку в знак капитуляции. – Теперь я буду вести себя прилежно. Честное слово. – Сдерживая улыбку, он перекрещивает руки на своей широкой груди, следя за моими действиями, пока я хватаю мед и специи. – Ты всегда кружилась по кухне так, словно танцевала под музыку, которую могла слышать только ты.
С замиранием сердца я вскидываю брови.
– Серьезно?
– Ты никогда этого не замечала? – он проводит кончиком большого пальца по подлокотнику кресла, следя за мной. – Раньше я завидовал той легкости, благодаря которой ты нашла идеально подходящее для себя место.
– Только одно место, – поправляю я. – Тогда как ты можешь вписаться куда угодно.
Мейкон подтверждает это коротким вздохом, сжимая губы во что-то похожее на улыбку и гримасу одновременно.
– Внешность обманчива. – Он кивает в мою сторону. – Что ты готовишь?
– Латте на основе куркумы. – Я выливаю молоко со специями в капучинатор кофемашины, вспениваю его и нагреваю. Аромат корицы, гвоздики, кардамона и куркумы заполнили всю комнату.
– Пахнет Днем благодарения, – говорит он, когда я разливаю латте по двум чашкам.
– Держи, – протягиваю ему кружку, а после сажусь за островок.
Мейкон подъезжает к концу стола, затем делает глоток.
– Восхитительно.
– Ммм… куркума – прекрасное противовоспалительное средство, которое может облегчить боль.
Мейкон перестает пить, встречаясь со мной взглядом поверх края своей фарфоровой чашки.
– Все не так уж плохо.
– Почему мужчины притворяются, что им не больно, когда на деле все иначе?
– Потому что мы не любим, когда о нас излишне пекутся, – отвечает он с легкой улыбкой.
– Вот в этом и заключается странность, – говорю я, беря свой латте. – Мужчины любят, когда о них заботятся. Ни от кого в жизни не слышала столько нытья, как от болеющего мужчины.
В его глазах загорается блеск вызова.
– Ты упускаешь ключевой фактор. – Мейкон ставит свою чашку на стол. В уголке его губ осталось немного пенки, которую он слизывает кончиком языка. – Мы ведем себя так только тогда, когда хотим, чтобы наши женщины поцеловали нас и обняли, а затем уложили в постель.
Мои щеки горят, и я виню в этом пар от латте.
Взгляд Мейкона останавливается на них, и уголки его губ приподнимаются.
– Только если ты не предлагаешь?
– Помни о цветной капусте, Мейкон. Она будет посерьезней помидора.
Он издает смешок.
– Я так и думал. – Затем его взгляд становится задумчивым. – У тебя есть парень, с которым могут возникнуть неприятности из-за этого соглашения?
Я ухмыляюсь, глядя на дно своей чашки.
– Тебе не кажется, что немного поздно спрашивать об этом?
– Проблема-то не моя, – говорит он, пожимая плечами. – Мне просто любопытно.
– Мои последние отношения закончились несколько месяцев назад. – Ах, Паркер. На бумаге он был идеален: милый, но не страшненький; вежливый, но не проблематичный; успешный специалист по маркетингу с собственной квартирой. Он любил делать куннилингус и не засыпал сразу после секса. А это всегда плюс. Его было легко отпустить, что означает, что это было правильное решение.
Мейкон откидывается на спинку кресла и кладет руки на пресс.
– Что случилось?
– Мы не подошли друг другу.
– Не подошли. – В его голосе слышится скептицизм, будто он допускает мысль, что меня бросили и мне стыдно в этом признаться.
Я со вздохом ставлю чашку на стол.
– Он храпел.
Мейкон громко смеется.
– Ты бросила парня, потому что тот храпел? Господи, Делайла, все время от времени храпят.
