Размеренная жизнь текла своим чередом, когда на столичные улицы хлынули озверелые толпы чумазых рудокопов с топорами, пиками и секирами, ещё не верящие в успех своей затеи. Оказывается, к бунтовщикам примкнули тысячи озлобленных селян из разорённых налогами деревень, потому-то мятежное войско, сползая на плотах по течению Глиаеры к столице, увеличилось вдвое и вооружилось до зубов в горящих усадьбах лордов. Ведь на плодородных берегах Глиаеры теснится множество замков, а среди бунтовщиков нашлись пленённые королём воины-чужестранцы, обученные воевать и штурмовать укрепления. Они не топтались вдали от стен, грозя кулаками и сипло призывая других к расправам над угнетателями, нет; на удивление быстро и молча они сооружали длиннющие лестницы и лезли по ним без оглядки, бесстрашно, закрываясь от летящей со стен смерти деревянными щитами, наскоро сколоченными из окрестных заборов. Даже поражённые стрелами и дротиками, они исхитрялись на посмертное усилие и отталкивались от лестниц вбок, чтобы в падении своём не препятствовать лезущему следом. Их было много, а защитников – мало, потому ни один замок лордов не продержался и часу. Перебив охрану замка, воины-чужестранцы сноровисто делили меж собою захваченное оружие, доспехи, и только потом открывали ворота, через которые с воплями врывались остальные каторжники, искать перепуганных рабынь и служанок, коих в каждом замке всегда пряталось множество. На самую почётную добычу – жену и дочерей лорда, если их удавалось найти живыми в лабиринтах подвалов – метали жребий. И насиловали под хохот чумазых зрителей, прежде чем повесить голые тела угнетательниц на самой высокой башне.
Король заперся в крепости. Выполняя приказ Его Всевластия, королевский флот пустил в ход катапульты, забрасывая огромными комьями горящей смолы корабли, толпящиеся у причалов Лингл-гавани. Все подряд, без разбора, не щадя прогулочных шлюпок и рыбацких баркасов: когда вернутся отряды лордов – а за ними уже помчались перепуганные гонцы – никто из мятежников не должен уйти морем от возмездия.
Увы, королевский флот тоже сгорел. Все четыре его корабля были изрешечены горящими стрелами длиною в пол-копья: у мятежников нашлись метательные машины, захваченные в разграбленных замках лордов.
«Мои верноподданные! Истребляйте изменников и предателей! Убивайте их вожаков, овладевайте их богатствами! Дарую каждому прощение загодя!» – этот надрывный, но бесполезный клич нёсся с башен осаждённой Мшистой крепости, веселя захваченные мятежниками улицы столицы: ну какое богатство у рудокопа-каторжанина, вчерашнего беззаботного бродяги?! Или у пленника-вилуякта?! Оно у лордов-кровопийц, оно у жадных купцов, оно прячется в тайниках под стропилами их роскошных домов. Пусти «красного петуха» в купеческий домишко – и горячий золотой дождь сам хлынет в натруженные руки.
На улицах булькало вино, звенело железо, там горланили песни и вершили сладкий суд над угнетателями. И то: почему бы угонщику скота из Овечьей провинции или вчерашнему браконьеру, истерзанному охотничьими псами лордов и забитому в дубовые колодки, не распробовать какую-нибудь чистенькую столичную госпожу или её служанку? Под скорое-то окончание своей никчемной жизни, отравленной ядовитыми парами Глубинных шахт! И почему бы не облачиться в дорогое платье хотя бы раз, по той же причине? Не нагрянуть в гости к хорошенькому личику, какое мелькнуло в том окне, хе-хе? Надо, чтобы честно! Бей всех, кто в чистом! Руби всех румяных! – так полагали кашляющие кровью босяки, кто совсем недавно задыхался от испарений живого металла в Глубинных шахтах. Пусть хоть один день красивой жизни, но наконец-то он мой!
