– Ирод мелкий, это ж всё моё, – воскликнуло зерцало, с рук женщины,
– Бабка не зли меня, – вынув нож молвил мелкий, – Мною честным трудом за пять лет рабства заработано,
– Скажешь, как? так и быть, отдам половину,
Понимая, что половина – это лучше, чем ни чего, он спрятал нож и с неохотой поведал о том как заработал. Во время пиров султанских он выискивал опьяневших гостей (так как пить вино было запрещено религией, то в него добавляли капельку другую иных напитков, кумыса, молока и прочих, для придания божественности) и игрой в кости развлекал их, а так как пьяные не замечали жульничества, то заработок за один вечер, превышал всё, что он видел за всю жизнь, и да этот мешочек не один, кое что осталось там, в саду.
Подозвав старшого, кои с жутким испугом взиравшего на зерцало, за три золотых моет и кольцо с рубином договорились о подвозе до конечного пункта, к Астрахани, на что старшой согласился сразу, хотя был готов довезти их и бесплатно.
Без особых приключений после морского путешествия и перехода по переволоку до Астрахани, добрался на перекладных до Москвы, спустя три месяца пути, он вновь начал колотить ногами дверь Разбойного приказа. Ведьма решила не заезжать в первопрестольную, и распрощавшись, сгинула в ночи.
– Отец родимый да что же такое деется, людей твоих катам на правеж отдают, – завидев главного судью боярина Салтыкова запричитал карлик, вися на верёвка продетых через кожу на его спине,
– аа, это ты мелкий недоносок, а мне говаривали что с тебя кожу живьём сняли за танцы бесовские, на похоронах прежнего Османского султана, за что даже по нашим законам, самое меньшее смерть лютая, на костре жарком.
– Так дык, чудом спася, а насчёт танцев, навет чистый, людин завистливых, ибо сами сдали они меня новому султану, за деньгу малую,
– Ты мне там нужон был, уродец маленький, а тут ты мне на кой?
– Боярин, крестом осеняю себя, пригожусь,
– а куды ты денешься, дай подумать, так вот через седмицу придёшь ко мне, дело к тебе будет, и ты это переоденься, шоб не стыдно за тебя было,
– Батюшка, гол как сокол, ни полушки за душой нема, пары пудов серебра вполне хватить за службу, на одёжу, хлеба чёрного, да домишко махонького, для верного меня.
– Ты мелкий совсем ополоумел, пуды? Домишко дам, серебра ну, шапку, а большего не заслужил, всё.
– а это, снять меня?
– Микитка ослобони мелкого, чуть опосля, ибо заслужил засранец, авось сия наука пойдёт впрок ему.
Через неделю, боярин прихватив мелкого с утра пораньше направился во дворец царя, кои и принял их сразу.
– аа, Ивашка Еримис, помню, помню, был потешником, а после назначен ротмистром солдатского полка, ты где всё это время пропадал? – боярин согнувшийся в поклоне, подойдя к царю, шёпотом что-то тихо доложил,
– Хм, даже так, и как там во дворце султана? Небось лучше, чем у меня?
– Великий государь земли русской, Владетель земель Казанских, Сибирских, Астраханских, и прочая, и тому подобное, защитник веры правовер…, кхм, православной, здесь для меня дом родной на Руси,
– Понятно, выучился хитрым словесам, ну и ладно, тут такое дело к тебе есть, я помню, как ты обучил три сотни охотчих людей в десятники для полков солдатских, так вот есть нужда государства в пятистах десятников ящо, для новых полков солдатских, а за услуги,
– На колени, – крикнул боярин,
– я Царь Алексей Михайлович, Владетель земли русской, и прочая, прочая, верстаю тебя за воинские заслуги, в Московское дворянство и нарекаю тебя, – Тфю на тя, ё бля.., пёс смердящий.. пнув шавку дворцовую,
