Дорюрикова Русь. Фрагменты забытой истории - страница 18

Однако это впечатление (разноголосицы источников), во-первых, ошибочное, и как раз подчеркивает недостаток или нежелание официальной исторической науки вырабатывать более гибкие и приемлемые версии. А во-вторых, подчёркнутое игнорирование множества источников не может не вызывать недоумения у вдумчивых и образованных людей, справедливо требующих каких-либо уточнённых комментариев от той же науки, щедро распространяющей учёные степени без порой ощутимого результата для общества. И поскольку наука в большинстве случаев молчит, появляется настоящее раздолье для так называемых альтернативных историков, на опровержение трудов которых, можно написать отдельное собрание сочинений.

Между тем, вполне простая мысль о непостоянстве этнического состава одного и того же народа в течение столетий, не раз озвучивалась в научных трудах. Например: «Проводя связь от ранних упоминаний руси как народа (IV-VI вв.) до более поздних, непосредственно предшествующих образованию политического центра в Киеве, с одной стороны имея в виду явную преемственность названия «Русь», с другой стороны целесообразно говорить о постепенном насыщении древнего этнонима новым этническим содержанием» [Трубачёв, 1981].

Поэтому бесполезно искать славян и викингов в этнониме «рус», когда обеих народностей ещё не было в природе, и в тоже время искать старые общности на так называемой архаической стадии, когда у членов какого-либо этноса в употреблении о себе были только самые общие термины: «потомки», «люди», «народ». Потом же само общество стало другим, как за счёт организации, так и в результате ассимиляции с новыми народами.

Несмотря на ряд спорных выводов высказанных исследователями ещё несколько десятилетий назад [см. например, Мавродин, 1945, с.221–223] на основе более чем недостоверных и противоречивых «фактов» ПВЛ (призрачность Рюрика, несовпадение времени основания Новгорода с призванием «варягов», размытость и двойственность действий и образа Олега, непонятная связь Киева, как с балтийскими славянами, так и с причерноморскими русами, о которых есть упоминание в Никоновской летописи, множественность версий происхождения этнонима «русь» и т.д.) – эти противоречивые предположения (например, первичность Новгорода и Киева, как первых столиц Руси) не только не разрешились со временем, но и приобрели вид прочно законсервированных догм, отступление от которых и в наше время рассматривается как «ересь», сопровождающаяся обвинениями в попытке переписать «задокументированные факты». Хотя большинство из этих якобы «фактов» при ближайшем рассмотрении не выдерживают даже самой простой проверки.

Что касается полемики норманистов и антинорманистов, которая приняла крайне острые формы, то вероятно, она доставляет немалое удовольствие обоим, ибо поддерживает участников поединка в тонусе, но со стороны производит откровенно удручающее впечатление. «Пора перестать утешать себя надеждами на плодотворный диалог между «лучшими представителями» (интересно, кто там «лучший» и, кто – «так себе», и по каким критериям?) норманистов и антинорманистов «в поисках истины», ибо новый всплеск полемики убеждает только в одном: обе стороны ищут истину в строго и заранее определенной системе координат; следовательно, и те, и другие уже давно убедили себя в том, что есть истина [Томсинский, 2014].

И еще одна негативная сторона славяно-норманнского спора в том, что многие действительно интересные моменты начала Русского государства, к сожалению, и по сей день остаются в тени для широкой публики. Среди таких тем для примера можно назвать древнейшие связи Моравии (территории входящей в нынешнюю Чехию) и Древней Руси, связи, которые раскрываются в знакомстве Руси с известными просветителями Кириллом и Мефодием, происхождением славянского племени вятичей, княжеским именословом, заимствованным во многом именно из Моравии [Майоров, 2016].