Дорюрикова Русь. Фрагменты забытой истории - страница 52

После смерти шведской жены, Мстислав, кстати, женился на дочери новгородского посадника Дмитрия Завидича, что особо подчёркивает тесные связи Мстислава, как с Новгородом, так и с Западом. Варяжская легенда сама по себе всегда удивляла исследователей как своей несуразностью в превосходстве Новгорода как старейшего над Киевом, так и явной уничижительной характеристикой по отношению к коренному населению Древней Руси. Это обстоятельство было использовано ещё первыми норманистами, расписывавшими во всех красках якобы неспособность древнерусских жителей управлять собой без помощи иноземных князей.

Касаясь так называемого варяжского лобби, исследовательница Федотова даже выделила некую группировку «ростово-суздальского варяжского клана и ростовского духовенства варяжского происхождения» [Федотова, 2020] во внедрении варяжской легенды в русские летописи. Отрицая при этом влияние Мстислава Великого на возникновение варяжской легенды, она свела её начало к деятельности Дмитрия Александровича (сына Невского) и митрополита Кирилла II, с новгородским архиепископом Климентом, и епископами Игнатием Ростовским и Феодором Владимирским [Там же].

Однако признав этих лиц к обоснованию и окончательному включению в летописи варяжской легенды, мы нисколько не будем противоречить в варяжском следе Мстислава. Его мать Гита, сбежав из Британии после катастрофических последствий для англосаксов после битвы при Гастингсе (1066 г.), прибыла в Европу не одна, а вместе с двумя братьями. Едва ли этим исчерпывалась её свита, особенно при бракосочетании с Мстиславом. Более чем вероятно, что британские беглецы после свадьбы могли устроиться на престижных местах в свите будущего князя.

Таким образом, варяги-вэринги возможно первоначально являясь древним населением (со времён Цезаря) Балтийского побережья, впоследствии были вынуждены (под натиском франков и германцев) искать себе другие земли для обитания, всё более рассеиваясь как народ, и оставаясь в памяти народов как профессиональные воины-наёмники.

Возвращаясь к родоначальнику династии. Аналогичное отсутствие источников мы наблюдаем и в отношении «родоначальника» варяжской династии – Рюрика. Еще дореволюционные историки, в частности, Д. И. Иловайский указывали, что ни один независимый от летописи письменный источник домонгольского периода не содержит никаких упоминаний о Рюрике как основателе русской княжеской династии. Древнерусские княжеские генеалогии, как они представлены в «Слове о Законе и Благодати» Илариона, «Похвале Владимиру» монаха Иакова и «Слове о полку Игореве», вообще не знают такого персонажа. Неизвестен им и Олег.

Доводы Е. В. Пчелова, автора одной из последних рюриковедческих работ, что в генеалогиях принято было указывать имя отца и деда, а вовсе не всех предков до основателя династии, не могут затушевать факта полного умолчания о Рюрике во всей домонгольской литературе. Что касается самой Начальной летописи, то она дошла до нас в поздних записях, самая ранняя из которых датируется 1377 г. Как она выглядела в XII в., и был ли там Рюрик, мы не знаем. Скорее всего, Сильвестрова летопись Рюрика еще не знала – в противном случае это должно было как-то отразиться во внелетописных сочинениях XII – начала XIII вв.

Даже если имя основателя династии могло не указываться в генеалогии конкретного лица, у правящих семей всегда было общее родовое имя: Пястов, Пржемысловичей, Арпадов или Чингизидов. Однако Рюриковичи совершенно неизвестны Древней Руси: только Ярославичи, Ольговичи, Мономашичи, Всеславичи и т. п. Русские князья не могли не знать родоначальника собственной династии, особенно учитывая тот пиетет, которым всегда окружались фигуры родоначальников и основоположников. Полное умолчание о Рюрике во всех внелетописных источниках домонгольского периода невозможно объяснить иначе, как вымышленным характером этого персонажа.