– Если бы экипаж вел машину «по-походному», могли погибнуть, но мы вели «по-боевому», конечно так сложней, зато все живы, ― ответил я.
– Товарищ командир полка, он дело говорит, а у тебя половина экипажей вели «по-походному».
Командир зло зыркнул на меня: мол, меньше трепись, командующий уедет, а я останусь.
Но фортуна мне в тот день улыбалась. Командующий перехватил взгляд полковника.
– А что ты еще умеешь делать, сынок? ― снова спросил он.
– Немного занимался борьбой, есть разряд по стрельбе, ― и, неожиданно из меня выскочило, ― кидаю ножи.
– Чего?
– Кидаю в цель нож, ― я был уже и сам не рад длинному языку.
– Покажи!
Я крикнул своим танкистам, чтобы дали мне штык-нож.
– Куда кинуть?
– А вон в ту сосну, ― генерал завелся, как пацан, а я, наоборот, совсем успокоился.
Штык-нож вонзился в сосну.
– Молодец! Где научился? На военных кафедрах этому не обучают.
– Это с детства, товарищ командующий, у нас в поселке все так кидают, еще и лучше.
– Как уж лучше?
– Показать?
– Ты мне сегодня все ученья сорвешь, ну, показывай.
Я взял два штык ножа, секунд пять сосредотачивался, и когда понял, что попаду, с двух рук бросил ножи в стоявшие рядом деревья. Попал.
– Правда, так у меня не всегда получается, ― признался я.
– Сегодня, наверное, твой день, ― и, повернувшись к командиру полка приказал, ― товарищ полковник, я у тебя его забираю. Сразу после учений. Не задерживать ни на день!
– Есть, ― ответил комполка.
Так я оказался в штабе округа. Потом были курсы «Выстрел», потом служба в разведбате в Венгрии. Там мне опять повезло.
Во время учений мне с двумя воинами удалось захватить карту командующего условного противника. Был большой переполох, но мы залегли на хуторе у моей подружки и неделю не высовывали носа. Когда всё улеглось, переоделись в гражданку и вернулись с картой к себе. Мне за это дали орден Красной звезды и направили поступать в одно очень интересное учебное заведение.
После несложных экзаменов было собеседование. Каждый из двадцати пяти поступающих входил в кабинет и через минуту выходил, мало чего понимая. Вошел и я. За столом сидел мужичок в гражданке. Я отрапортовал, как учили, он сказал: «свободен» и я вышел.
Потом всех собрали и зачитали, кто поступил. Прошли трое. Меня в списке не было. Подполковник, зачитавший список переговорил с каждым. Мне объяснил, что я не прошел из-за запоминающейся внешности. А еще он сказал, что если есть желание, то могу без экзаменов поступить в академию Фрунзе. Я согласился.
Три года в академии пролетели быстро. А перед выпуском я сорвался. Набил морду одному старлею, за то, что издевался на полигоне над солдатиком. Старлей оказался сынком большого чина в управлении кадров. Меня отчислили из академии и запихнули в тьму-таракань. Там устроили суд офицерской чести, сняли звезду с погон, и проторчал я почти пятнадцать лет начальником штаба батальона.
Там женился и пристрастился к чтению, охоте и прочим мелким провинциальным радостям.
Со своими «академиками» я переписывался, иногда встречались. Только когда не стало злопамятного чинуши, друзьям удалось вытащить меня из безымянной дыры. Но годы ушли и, почти случайно я стал начальником штаба полка в моем родном волжском городе, с которым, кроме могил родителей, меня к тому времени ничего не связывало.
Наступили горбачевские, а потом ельцинские времена.
Однажды на совещании в областной администрации ко мне подошел заведующий отделом и предложил помочь одному фермеру в уборке урожая. Я согласился. Полк направил ему воинов, а за работу он расплатился картошкой, капустой и другими овощами. Зимой с финансированием стало совсем туго, и эти овощи нас здорово выручили. После этого зав. отделом частенько стал обращаться ко мне, и у нас завязались серьезные деловые отношения. Полк помогал ему то техникой, то людьми, взамен получая продукты, бензин и много что еще.
