– Только бы сидели на месте, только бы не отправились домой. Летуны – почти пацаны, на них надежды никакой. Да и эта настырная соседка наверняка будет уговаривать. Хоть бы Зина не согласилась. Нет, она не станет рисковать Санькой, не поедет с ними, останется, ― как заклинание шептал Николай Николаевич.
Он старался идти быстро. Чувствовал, что коченеет, отмораживается лицо. Ругал себя, что забыл намазаться гусиным жиром. Когда совсем изнемог, стал как на посох опираться на ружье, но стальной ствол, даже сквозь рукавицы морозил руки, да и тяжело было переставлять его. Решил опять повесить на плечо. Остановился, посмотрел на компас – нет, практически не сбился. Буран почти утих, появилась луна, звезды. Наученный еще в детстве дедушкой, старым офицером, Николай нашел Полярную. Убедился, что идет правильно. Но видать, далеко его отнесло пургой. Пригляделся – поселка не было видно. Хотя уже пора было бы…
Вдруг он увидел волков. Двое скалились метрах в пятнадцати, а третий – чуть поодаль, сбоку. Николай Николаевич неспешно снял с плеча ружьё, прицелился, нажал на спусковой крючок. Осечка. Волки медленно пошли на него.
– Не паниковать! Спокойно, всё получится, ― сказал самому себе.
Снова взвел курок, плавно нажал. Ружье выстрелило. Волк взвизгнул, завалился. Остальные отбежали.
Доктор вставил в ствол патрон. Ружьё держал наготове и уверенно пошел вперед, перешагнув через волка. Он неспешно прошел метров десять, остановился, медленно повернулся. Волки жрали убитого. Должно быть, сильно оголодали. Николай Николаевич хотел сберечь патроны и больше не стрелять, но вдруг подумал, что жена с сыном сейчас идут к дому, что он с ними разминулся, а эти сволочи нападут и растерзают. Выстрелил. Волки отбежали. Последний порыв ветра швырнул в лицо снегом, скрыл на секунду, зверей, луну, и буран окончательно затих.
Доктор пошел быстрее, иногда оглядывался – волков не было видно.
– Только бы мимо поселка не проскочить. Только бы мои оставались в клубе, ― повторял и повторял он.
Пурга прекратилась, но мороз уже добрался до самого нутра, сдавил смертельной хваткой. Ноги стали стеклянными, руки онемели и, если бы волки показались теперь, вряд ли смог выстрелить.
Наконец увидел огоньки. Потом показались первые дома. Добрел до клуба, стал стучать. Дверь мгновенно открыли.
– «Зина! Слава Богу! Вы здесь!»
Николай Николаевич потерял сознание и не слышал, как жена плакала, и повторяла:
– Коленька, слава Богу, живой, прости меня, дуру, слава Богу, ты живой.
Она говорила беспрестанно, раздевала мужа, осматривала ноги, руки, лицо. Делала все, что положено, как учил Николай. Обливала чистые тряпки горячей водой из чайника, чуть охлаждала их, теплыми прикладывала к ногам, рукам, лицу и легко, нежно растирала кожу. Когда он пришел в себя, напоила горячим чаем, укутала в нагретую у печки одежду. Рассказывала, что чуть буря утихла, Галка стала уговаривать поехать домой на грузовике с летчиками, но она напрочь отказалась, а те поехали.
Николай молчал, кивал головой, вздыхал, обнимал жену, говорил:
– Ну и напугала ты меня, дурёха.
На лавке, под тулупом клубного сторожа, посапывал Санька.
Николай Николаевич подошел к сыну, поправил сползшую шубу, подумал:
«Должно быть, и вправду в детстве Бог улыбнулся мне».
На следующий день, к вечеру, нашли замерзших, обглоданных волками двух летчиков и Галку.
