Доспехи совести и чести - страница 16

– Прекрасное мясо, – заключила Лиза, едва сдерживая себя, встав тем самым на защиту отца, но не потому, что разделяла его мнение, ибо мясо и вправду было прескверное, а потому, что это было единственным способом сменить тему разговору, и вернуться к тому, что действительно интересует ее. – Так, что там про Мейера? Уж нестерпимо интересно, ты же батюшка знаешь, я бываю, страсть как любопытна, – не унималась Лиза.

– А вот мой Павлуша, – вновь начала сестра, – отзывался о Мейере крайне плохо, и мол отставка, это еще самое малое, что могло приключиться с ним, учитывая, то, что произошло. И хотя, Павлуша, не уточнил, что конкретно стало тому причиной, однако же, сказал, что дело еще не завершено, и что исход не ясен, и как бы так не оказалось, что эта самая отставка, не есть благость, по сравнению, с тем, что может ждать Мейера, за то, что он совершил, – после этих слов сестра, преисполненная чувством собственной важности, словно выполнив миссию воистину Библейского масштаба, замолчала. Сам же рассказ, с множеством неизвестного, надо оговориться, она произносила с ничуть не меньшим по важности видом, как если бы была обладателем не «размытых» сведений ничтожных в своей значимости, а знаний точных, уникальным и исключительных. Данную манеру держаться сестра также приобрела у источника тех самых малосодержательных данных, всем уже известного и порядком надоевшего «Павлуши».

После услышанного, Лиза разозлилась еще больше, мало того, что сестра не пролила свет на происходящее, так к тому же, напустила такого тумана, такой загадочности, что теперь, узнать обо всем, было вопросом жизни и смерти.

– Ты, Катерина, попусту дурное не говори о человеке, ежели кто о ком, что нелицеприятное сказал, а ты, сама того не ведая, повторишь, и ложь та будет расти и множиться, то так может статься, что то, дурное, понапрасну будешь сеять, не осознавая, серьезность последствий, что могут случиться по твоей вине, – сделал ей замечание отец, вмиг посерьезнев.

– Но люди говорят… – обидевшись возразила дочь.

– Люди много что говорят, и уж будь уверена и о тебе и обо мне, – ответил отец.

– Люди зря не скажут, – резко заключила матушка, сердито посмотрев на мужа. И хотя едва ли Мария Петровна на самом деле так думала, но, по всей видимости, была зла на батюшку, за его возлияния, без повода и меры, и оттого перечила ему, по каждому поводу и без, верно, чтобы и ему передать дурное настроение, коим он сам заразил ее с утра. Но отец все еще был во хмелю, а потому не возражал, что бы Мария Петровна ему не сказала.

– Воля твоя, голубушка, – заключил отец, примирительно посмотрев на жену.

Лиза так ничего и не узнав, растерянно переводила взгляд с одного члена семьи, на другого, затем на третьего, ожидая, что разговор вновь пойдет своим чередом, но за столом воцарилась напряженная тишина, так что стало понятно, больше о Мейере не узнать ничего.

Скрежет вилок, да ножей по тарелке, вот и вся беседа.

Наконец и ужин подошел к концу, хотя казалось, что напряжение и тишина, те будут длиться вечно.

Оказавшись в своей комнате, Лиза закрыла дверь, и в конце концов выдохнула. Время было позднее, но она знала, что не сможет уснуть, так что, зажегши свечу, приоткрыв окно, впуская холодный весенний ночной воздух, она опустилась в кресло. Ночь была не звездная, юный месяц, нежны и тонкий, будто сабля, то пропадал, то появлялся вновь, медленно крадучись по небосводу. В памяти она перебирала события сегодняшнего дня, вспоминая сказанное, досадуя что не сказала важное, и нужное, и горюя, что уже не скажет, ибо если окончить то, что не начато, то и страдать будет не о чем. Значит так тому и быть.