На заре отечественной ювелирной отрасли один хозяин ювелирного завода решил поучаствовать в выставке. Столичного масштаба захотел. Начальнику производства поручил сделать украшение небывалой красоты. «Можете?» – спросил хозяин. «Можем», – кивнул начальник. И добавил, что хорошо бы денег выделить на приличного дизайнера. Хозяин деньги зажал, но задачу не отменил.
Тогда собрал начальник производства лучших работников. Горбились они над моделью несколько дней, потом в литейном цехе пыхтели, потом в шлифовальном и далее, далее, далее. Скоро – не скоро, а показали хозяину брошь невиданной красоты и небывалой утончённости.
«Ничего такая вещица», – сказал хозяин и поехал с женой в Москву на выставку. Вся ювелирная Россия съехалась, и наш среди них.
И вот – успех! Слёзы, пара сердечных приступов, у кого-то роды раньше срока – брошь великолепна. Первое место!
Вернувшись, хозяин пожал начальнику производства руку, главному художнику и симпатичной девочке из цеха родирования. Брошь же подарил жене.
Минули годы. В России окрепла вертикаль, переломав горизонталь. Хозяина посадили, а завод отжали. Нищета пришла в его дом. С женой, естественно, разлад.
Он сказал ей наставительно: «Что бы ни было – брошь не продавай! Она бесценна».
Спустя ещё какое-то время против хозяина возбудили дело об экстремизме и арестовали. У адвокатов руки загребущие, поэтому жена побежала в ломбард и сдала брошь, получив за неё две копеечки, потому что золотишко было лёгкое, а бриллианты – см. выше.
Всё это Мишка рассказал потому, что у него сознание проклятого художника. Он верит в силу красоты. (У него любимый писатель Фёдор Д.) Хотел, чтобы и мы с Татьяной поверили. А мы не смогли. Он стал витиевато, как всегда во хмелю, объяснять, повторяя, глядя на меня: «Ты же тоже творческий человек». Я кивал и хмурился. Наконец Мишка сформулировал:
– Ценность украшения в нём самом. В креативе мастеров. Он бесценен. Глупо считать стоимость краски, потраченной на «Мону Лизу». Само произведение в любом случае дороже.
– Ну, это понятно, – сказал я. – Не верю только в две вещи. В то, что хозяин завода не смог порешать, чтобы его не кошмарили. И в то, что его жена продаёт брошь в ломбард. Наверняка же у них сундуки были с кэшем. Признайся, сам придумал?
Мишка отвернулся, а я пустился в банальные рассуждения о том, что ювелирка – это не искусство, а развлечение для богатых.
– Настоящее искусство не может принадлежать одному человеку, – твердил я.
Все эти толки я обдумывал, когда лежал в темноте на кровати и решал, как быть с пропажей.
Мой полуидеальный план был прост, как слово «удача». Именно на неё я и полагался. Дело в том, что циркон или фианит почти ничем визуально не отличаются от чистокровного бриллианта. На глаз, особенно если не присматриваться, практически невозможно отличить натуральный камень от искусственного. Разница заметна где-то от каратника – не меньше. (Вообще, всё большое трудно подделать.) А ещё фианит или циркон можно легко пронести через рамку на проходной, которая реагирует исключительно на металл. Отличить поддельный камень от подлинного может специалист, вооружённый хитроумным прибором, какие бывают в ломбардах или у геммологов. Я надеялся, что до этого не дойдёт.
Утром мне оставалось лишь закрепить подобранный циркон и надеяться, что ни в ОТК, ни на пробирке, ни на бирковке – нигде ничего не заметят.
