– Мама, как ты себя чувствуешь? – спрашивала Катерина.
На самом деле, думала Ксения, ей следует спросить дочь об этом, причем давным-давно. Когда она взвалила на нее брата Федю…
– Гораздо лучше, – отвечала Ксения Демьяновна, не отрываясь от Катерины. Она видела, что блеск в серых глазах становился ярче. От удовлетворения – ее труды не напрасны.
Мать спросила Катерину:
– Кто-то еще занимается лекарством от моей болезни?
Внимательно смотрела в лицо дочери. До чего густо оно присыпано заботами! Так в прежние времена присыпали лица пудрой. Каким-нибудь «Лебяжьим пухом». Она помнила, как пудрилась бабушка, давно, очень давно. Ксения понимала: эти заботы не личные, не сердечные. Таких у Катерины нет, потому что они в ее возрасте придают тонус, даже коже. Не важно, какие они, простые или сложные. Работу гормонов не остановить.
– Кое-кто занимается, – попыталась уклониться от ответа Катерина.
– Я никого не знаю? – Мать решила зайти с другой стороны, переключить внимание на себя.
– Ты? – с некоторым удивлением переспросила Катерина. А Ксения Демьяновна порадовалась за себя: что ж, пока не утратила форму. Видимо, сенильная бляшка не выросла на том участке мозга, с насмешкой подумала она, который отвечает за профессиональные навыки. – Как ни странно, да, – ответила Катерина и по-новому взглянула на мать. – Светлана Полякова. Может, помнишь, она приезжала к нам на дачу? Редкий случай – ты тоже была там. – Дочь усмехнулась.
Этот фыркающий звук отозвался в виске Ксении Демьяновны, его заломило. Да, она не часто заворачивала на дачу – такое совпадение.
Мать наблюдала, как оживает лицо Катерины. Она давно поняла то, что недоступно многим, если не большинству родителей взрослых детей. Они обижаются – сыновья и дочери редко говорят с ними о чем-то. Но о чем? Общих тем почти нет. Так найдите, и они тотчас отзовутся. Визит вежливости превратится в осмысленную встречу двух взрослых людей.
– Конечно, помню, – сказала Ксения Демьяновна. – Но я думала, она чистой воды химик-аналитик. Она работала в каком-то традиционном НИИ.
– Все правильно. – Было видно, как охотно говорит Катерина, значит, думала об этом, отметила Ксения Демьяновна.
– С какой стати она занялась препаратом от болезни Альцгеймера? Какие-то знакомые…
– Случайно! – В голосе Катерины она уловила досаду и что-то еще.
Неужели отчаяние? Ксении Демьяновне это не нравилось. Когда это чувство врывается в твое дело, результат его под угрозой. Отчаяние – сигнал, что мозги, даже чистые, без сенильных бляшек, с совершенно здоровыми нервными окончаниями, усмехнулась она про себя, дают сбой.
– Расскажи, – попросила мать.
– У них в институте синтезировали целую группу препаратов. Одно соединение, с которым работала и Светлана, подхватили медики. – Катерина поморщилась. – Я думаю, они увидели в нем сходство с американским такрином. Ты знаешь это лекарство. – Теперь поморщилась мать. – Все говорят, – сказала Катерина, взглянув на лицо матери, – что оно не слишком безобидно. Надвигалась международная конференция в Стокгольме. Там собирались со всего мира те, кто занимается болезнью Альцгеймера. Нашим надо было что-то привезти. Молодая красивая Светлана Полякова поехала и доложила, как надо.
– Понимаю, – кивнула мать. – Хорошо знаю, как бывает. – Она выпрямила спину. – Что дальше?
– А дальше Светлана со своим руководителем… продолжают химичить. – Катерина услышала слово, вылетевшее само собой, засмеялась.
