– Я учел, – наклонил голову Сезар.
Король вернулся к столу, и Морис Реви поспешил разлить вино.
– Ваше Величество, – граф был явно доволен случившимся, – старые заслуги – это старые заслуги, хотя служить своему королю не заслуга, но долг каждого нобиля. Я хотел бы выпить не за прошлое, ведь оно уже прошло, но за будущее Арции, свободной от крамолы и самовольства. Пора понять, что государство – его король, а король – это государство. Итак, за нашего короля!
Вино было торопливо выпито, но кубок Сезара Малве остался нетронутым. Филипп нахмурился, но промолчал. Повисла тишина. Морис Реви приятно улыбался, глаза его сыновей перебегали с короля на сына врага и обратно. Жоффруа побледнел, потом покраснел, Александр опустил глаза, избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, королева с нежностью и восхищением взирала на супруга, а виконт Малве хладнокровно разглядывал шпалеру, изображающую охоту на львов в Эр-Атэве. Ждали грозы, но Филипп сдержался, хмуро провозгласив тост в честь Ее Величества.
И вновь Сезар не притронулся к своей чаше. Темные брови короля сдвинулись, стало ясно, что грозы не избежать. В исходе никто не сомневался, но и Жоффруа, и Морис, и его сыновья словно бы слились со своими стульями. Александр, смертельно бледный, переводил взгляд с брата на друга и обратно, но тоже молчал. Заговорил король:
– Виконт, я могу понять ваше нежелание пить за будущую верность нам, раз вы не намерены ее хранить, но долг рыцаря поднять кубок за свою королеву.
– Сожалею, государь, – наклонил голову Сезар, – но я не могу.
– Не можете или не желаете?
– Я не стал бы пить даже в память святого Эрасти. Я дал обет отказаться от вина.
– И когда же вы его дали, Малве? – в голосе Филиппа сквозила подозрительность.
– Сегодня вечером, – охотно пояснил Сезар.
– Что ж, слово Мальвани – это слово Мальвани. Я вас более не задерживаю. Засвидетельствуйте мое почтение вашей матушке.
– Она будет тронута, Ваше Величество, – Сезар учтиво поклонился королю и стремительно вышел.
Проводив глазами удаляющуюся фигуру, король повернулся к братьям:
– Надеюсь, вы никаких обетов не давали?
Жоффруа пробормотал что-то нечленораздельное, Александр пожал изуродованным плечом:
– Его Преосвященство не советовал мне отказываться от чего-либо, не распробовав.
– Вот как? – протянул Филипп, явно не зная, злиться ему или смеяться. – И что же еще тебе посоветовал Его Высоко-преосвященство?
– Вы не жалеете, что не посвятили себя церкви? – вмешалась королева.
– Сандер мне нужен здесь, Элла, – резко оборвал супругу Филипп и поднялся, давая знать, что вечер окончен.
2882 год от В.И.
Ночь с 10-го на 11-й день месяца Вепря.
Арция. Фей-Вэйя
Вот и настала та ночь, которой она так боялась, ночь, когда прошлое приходило к ней, властно заглядывая в глаза. Она пробовала бороться, клялась, что не заснет, не позволит теням пусть на одну ночь, но заслонить свет. Не выходило. Можно было проводить эти часы с сестрами, но Анастазия не была уверена, что сон, приходящий к ней в годовщину гибели Шарля Тагэре, только сон. Существует хоть и призрачная, но вероятность, что голос герцога расслышат те, кто будет рядом, а значит, она должна быть одна. Ее тайна не может стать достоянием Цецилии и иже с ней. Здесь, в Фей-Вэйе, умели читать чужие мысли по малейшему дрожанию губ или взмаху ресниц... Анастазия отпустила наперсниц, зажгла свечи, затем надела рубины, единственную защиту от ежегодного безумия. В глубине души теплилась надежда, может быть сегодня ОН не придет, все-таки двенадцать лет... Тагэре должен понять, что она больше ему не принадлежит, ее дорога в горние выси, а не в его Тьму.
