ББ меж тем вытерла руки полотенцем, висевшим на плече Германа. Отлаженность ритуала, проявлявшаяся в четкости действий обоих участников процесса, говорила о его постоянстве и едва не вывела меня из себя ввиду четырех блеющих поблизости жертв. Я с трудом сдержался, чтобы не заорать: «Какого черта вы делаете!»
ББ вошла в загон. Коротко спросила:
– Поил?
– Да, – ответил Герман.
Еще на рассвете он напоследок вволю напоил всех четверых молоком – необходимая процедура для изъятия сычуга. Малыши подошли к ББ, как подошли бы к любому другому. У меня перехватило дыхание, я вцепился в изгородь в предвкушении невиданного мной ранее ужаса, но он не наступил…
ББ наклонилась к ягненку слева, протянула к его носу ладонь и что-то шепнула. После чего шагнула назад. Ягненок понюхал ее пальцы и пошел следом, почти не отрывая носа от ладони старухи. Остальные остались на месте, прижавшись друг к другу. Они продолжали блеять, в то время как шедший за ББ замолчал. Она вывела малыша на площадку у цеха, погладила по голове, затем провела рукой по шее и спине, и ягненок лег. ББ опустилась перед ним на колени и, продолжая гладить, повернула животное на бок. Так он совсем успокоился, а перед решающим действием, когда ББ взяла его за нос и открыла шею, мне и вовсе показалось, что он отключился, как будто уснул. ББ подставила под шею миску, которую заранее приготовил Герман, и достала нож. В этот момент, не выдержав, я отвернулся. Отвернулся и Герман:
– Ягнята – не валухи. Тут… жалко, – сказал он мне обратном пути.
Вдалеке, на веранде, как обычно, что-то напевала Валя. Мелкий гонял клюшкой пластиковый мячик. Забой кроликов был пределом того, что ему пока можно было видеть. Но не увидел главного и я. Только услышал:
– Прости, – извинилась ББ.
Следом раздался негромкий всплеск – в миску хлынула кровь. ББ подождала минуту и поблагодарила:
– Спасибо.
Встала с колен и направилась в загон за следующим. Но я больше не мог находиться рядом.
– Извините, – бросил я и отошел в сторону.
Мельком увидел, как Герман заносит убитого ягненка в цех. Второй спешно лакал из миски свежую кровь – это была его доля.
Что я чувствовал в тот момент? Сложно сказать. Странная смесь жалости и боли. Без точных определений. Какой-то хаос смыслов и ощущений. И это было явно не то, что я как теоретик и практик ненасилия ожидал. Странно, но ББ после всего того, что она сделала и продолжала делать, – а на всех четверых у нее ушло не более пяти минут – не вызывала у меня ненависти, будто она делала то, что должно. Бывших будто под гипнозом животных я наблюдал и позже. Они сами шли за ББ и ложились под нож. Старуха никогда не пользовалась веревкой, чтобы связать ноги. И перед каждым она извинялась, каждого благодарила. Благодарность убийцы? Нет, здесь было что-то иное, чему я до сих пор не нахожу определения. Не смерть во благо или ради еды и выживания. Иное. Более глубокое и цельное, исконно существовавшее до всех придуманных нами моралей. Одно я знаю точно, а вы, кто бы вы там ни были, можете думать все что угодно: ББ не была Злом. Не была она и Добром. Ни первое, ни второе. Она была чем-то другим, чем-то, для чего не найти слова, чем-то третьим…
Но тогда я этого еще не понял и не нашел в себе силы вернуться, просидев полчаса на пристани. Даня пришла ко мне, чтобы посочувствовать.
– Я понимаю… Никогда не могла этого видеть. Федя и то… Валя пыталась. Но ей одного раза хватило. А Герман – не знаю… Он с ББ больше других общается, может, все дело в этом. А я так удивилась, когда узнала, что вы хотите присутствовать… Вы простите, но, знаете, нельзя по-другому. Я пробовала и искусственный сычуг, и растительный – не то всё, не то. Такой вот ужас: чтобы был настоящий сыр, нужно кого-то убить. Причем убить именно такое. Таких…
