Даня выключила сыроварню, вышла из дома и, побродив по веранде, направилась к Феде, не имея никакого плана. Только эмоции. И, как нетрудно догадаться, переживания ее не были позитивными. Федя и сам, пока Даня грела молоко, не раз порывался все бросить и пойти к жене. Так что два огня сошлись по взаимному желанию.
Скот был на выпасе. Дети – там же. Гости спят. Идеальная ситуация. Для чего? Вряд ли они в тот момент думали наперед. Обоим нужно было выговориться. Именно друг другу. Нельзя было, как обычно, забыться в делах. Но, похоже, начали говорить они раньше – весь год, а может, и не один, они это делали каждый про себя, и частые танго были лишь попыткой связать рвущееся на части, ибо Даня бросила мужу в лоб, без всякой подготовки:
– Нам надо развестись.
Дальше – больше:
– Я не могу больше убивать. То есть не убивать, а участвовать в этом. Не могу больше улыбаться тебе, зная, что твои руки делали это. А ты еще и детей приучил. Особенно Германа. Особенно! Вся наша жизнь здесь выстроена на каком-то чудовищном эгоизме. Мы берем от животных всё и затем убиваем их. Все ради детей, но ради них только или ради себя? Мой сыр? Твой хамон? Неужели неясно, что не будет, как надо. Не будет! Не те условия, не тот климат. Все не то! Вон, они привезли – это то! А наше – не то! Мы себя обманываем уже почти десять лет! Обман! Десять лет! Обман! Я даже кофе пью и тебя обманываю. Я его не хочу. Что-то другое – воду, молоко, сок – хочу. А кофе нет. Даже зимой, когда холодно, не хочу. А зима?! Ну холодно утром. Жуткий холод в доме. Кто посмотрит: муж и жена в обнимку спят через тринадцать лет… Просто в доме холодно! Просто нет нормального отопления в доме и все! Потому и спят… Да и спим как? Под шкурами. И дети спят. Первобытщина какая-то. Бред! Бред! Бред!
Даня замолчала и пристально смотрела на Федю, который, слушая ее, продолжал выкладывать костер. Повисшее молчание не сразу остановило его. Он положил еще три длинных березовых полена, прежде чем ответил. И сразу стало понятно, что Даня первой фразой озвучила то, к чему он и сам давным-давно пришел. Картина распада у него, конечно, была своя, но сути это не меняло:
– Ты права, – сказал Федя и взял следующее полено.
Даня немного подождала разъяснений, и, не получив их, уточнила:
– В чем?
– Вообще.
– Про бред, обман или развод?
– Это одно… Одна цепь, – уточнил Федя и наконец остановился.
Повертел в руках очередное полено и бросил его в общую кучу. Сел на одно из кресел-пней, расставленных вокруг костра, и нервно бросил, как приказал:
– Сядь.
Даня послушалась. Они расположились почти напротив. Костер был еще мал и не мог скрыть их друг от друга. С минуту оба молчали в ожидании первой подачи.
– Мы год с лишним обдумывали переезд сюда, – прервал наконец Федя затянувшееся молчание. – Еще полгода все утрясалось. И там, и здесь. Неужели ты думаешь, что оборвать все можно в один момент? Просто сказав, что «нам надо»?
– Но ты же не против?
– Мы не одни. Что ты скажешь им? Что мама и папа обманывали себя и их десять лет? А теперь одумались?
– Дальше обманывать?
– Это дело не одного дня.
– Хорошо. Но надо же запустить процесс.
– Считай, что он запущен…
Дальше почти час шли цифры. Стоимость активов и объем доходов, выручка от возможной продажи основного капитала и скота, транспортные расходы, траты правового и административного порядков и т. д. Оба как-то незаметно превратились из успешных фермеров в прагматичных финансистов, перестав быть людьми, став цифрами и формулами.
