– Откуда ты знаешь? – Саре неприятно было выслушивать слова матери.
– Потому что я вижу это по твоим глазам, – ответила мудрая Виктория. – Я вижу, как внутри тебя кто-то умирает, кто-то, кому больно, одиноко и грустно. Кто-то, кто молит о помощи, но ты не позволяешь этой части себя выйти наружу, чтобы получить помощь. – Глаза Сары наполнились слезами, мать подошла к креслу и нежно обняла ее. – Я так люблю тебя, Сара. Попытайся, пожалуйста… снова стать собой. Доверься нам… мы не позволим больше никому тебя обидеть.
– Но ты же не знаешь, каково мне было. – Сара заплакала, как дитя, стыдясь собственных чувств, вырвавшихся из-под контроля. – Так ужасно… и неправильно… его никогда не было дома, а если был, то… – Она не могла продолжать, просто рыдала и качала головой, не в силах подобрать слова, чтобы описать свое состояние, а мать гладила ее по шелковистым волосам, прижимая к себе.
– Знаю, милая… Я знаю… Могу лишь представить, каково это. Должно быть, ужасно. Но все кончилось. А твоя жизнь – нет. Она только начинается. Не сдавайся, не дав себе шанса. Оглянись, почувствуй морской ветер, аромат цветов, позволь себе снова жить. Прошу…
Сара прильнула к матери, слушая ее, а потом наконец сказала, что она чувствовала:
– Не могу больше… Я слишком боюсь…
– Я здесь, я рядом.
Раньше они не могли помочь ей, разве что в самом конце, когда физически и финансово помогли покончить с браком. Но они не могли заставить Фредди вести себя нормально, приходить домой по вечерам, отказаться от подружек и проституток, не могли сохранить ребенка. Сара получила жестокий урок: порой тебе никто не в состоянии помочь, даже родители.
– Но нужно попытаться снова, девочка моя. Просто маленькими шажочками. Мы с папой будем рядом.
Она отстранилась от дочери и заглянула ей в глаза.
– Мы тебя очень-очень любим и не хотим, чтобы ты страдала.
Сара закрыла глаза и глубоко дышала.
– Я попробую. – Она снова посмотрела на мать. – Правда. – Затем ее охватила паника. – Но что, если у меня не получится?
– Что не получится, милая моя девочка? – улыбнулась мать. – Гулять со мной и папой? Или ужинать с нами? Не получится встретиться с парой наших друзей? Я думаю, ты справишься. Мы не так много просим, а если что-то и правда будет тебе не под силу, то скажешь.
Такое впечатление, будто Сара стала инвалидом, и в определенном смысле так оно и было. Фредди покалечил ее, и она это знала. Проблема состояла сейчас в том, что она сомневалась, можно ли ее исцелить, помочь ей, восстановится ли она в принципе. Матери невыносима была мысль, что ничего не получится.
– Как насчет прогулки?
– Я выгляжу ужасно. Глаза, наверное, опухли. А нос всегда становится красным, когда я плачу. – Сара рассмеялась сквозь слезы, когда мама состроила гримасу.
– Чепуха! Нормальный у тебя нос, ничуть не красный.
Сара вскочила с кресла, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и воскликнула с отвращением:
– Даже слишком! Не нос, а багровая картошка!
– Дай-ка взглянуть… – Виктория прищурилась, рассматривая нос Сары, и качала головой. – Да, действительно. Разве что похож на очень-очень маленькую картофелинку. Никто и не заметит, если ты умоешься холодной водой, причешешься и подкрасишь губы.
Сара уже много месяцев не пользовалась косметикой, ей, похоже, было плевать, как она выглядит, и до сегодняшнего дня Виктория не настаивала.
– Мам, шутишь? Я не взяла с собой помаду, – рассеянно возразила Сара. Она и сама не понимала, хочется ли ей попробовать, но слова матери глубоко тронули ее, и ссориться с ней в редкую минуту единения совершенно не хотелось, пусть даже это означает, что придется накрасить губы.
