Читать онлайн Вадим Кучеренко - Дракон с христианскими добродетелями



Трагикомедия с прологом и эпилогом

Действующие лица:

Кичатов Андрей Олегович, около 50 лет, бывший рыбак, затем бизнесмен, крепкий коренастый мужчина, напоминающий голливудского пирата, выглядит моложе своих лет.

Софья Алексеевна, его жена, 40 с небольшим лет, домохозяйка с претензией на светские манеры, благоприятное впечатление от которых портят желание властвовать над всеми и привычки, приобретенные за годы жизни с мужем.

Вера, 25 лет, юрист, старшая дочь Кичатовых, с часто появляющейся на губах ироничной улыбкой знающего о жизни все человека.

Надежда, 23 года, переводчик, младшая дочь Кичатовых, утонченная натура.

Мышкин Алексей, 25 лет, генеральный директор рыбоперерабатывающего предприятия, муж Веры, с невыразительным, но добрым лицом сильно пьющего человека.

Юркин Павел, 35 лет, начальник департамента рыбного хозяйства администрации края, муж Надежды, с привлекательной для многих женщин внешностью игрока, но с одной отталкивающей чертой – бегающими глазами человека, вынужденного скрывать от всех, даже близких людей, свои истинные мысли и мотивы.

Любовь, 25-30 лет, домработница в доме Кичатовых, с красивой фигурой и очень женственная, но вынуждаемая обстоятельствами быть мужественной, а порой даже жесткой.

Оглоблин Петр, 30-35 лет, заведует хозяйством в доме Кичатовых, ничем не примечательный человек, грубый и подобострастный одновременно, с креном в ту или иную сторону в зависимости от обстоятельств.

Заманский Иосиф Аристархович, 50-60 лет, нотариус, с округлыми жестами, постоянной извиняющейся улыбкой и умными грустными глазами.

Основные события происходят в загородном особняке Кичатовых.

Пролог

Причальная стенка частного яхт-клуба, вдоль которой пришвартованы несколько парусных яхт и моторных катеров. Среди них небольшая яхта с надписью на борту «Кичатов». За штурвалом стоит мужчина. Это сам Андрей Олегович Кичатов. Весь его вид выражает беспечность и непоколебимую уверенность в себе старого морского волка, которую подчеркивает капитанская фуражка на голове, одетая слегка набекрень. Из УКВ-радиостанции, установленной в штурманской рубке, слышится музыка. Внезапно музыка замолкает и раздается голос: «Внимание! Штормовое предупреждение! Всем оперативным службам, службам жизнеобеспечения и флоту, работающему к северо-западу от побережья! Региональный центр МЧС предупреждает, что в этом направлении движется ураган Рик, сформировавшийся два дня назад в центре Тихого океана. В связи с непогодой возможны чрезвычайные ситуации локального уровня. Волнение на море может достигать девяти баллов. Внимание всем судам, находящимся в море в этом районе! Срочно вернуться в порт! Ожидаются усиление шквального ветра до сорока метров в секунду, местами сильный дождь с грозой и градом. Основной удар стихии придется к вечеру. К утру циклон сместится вглубь побережья. Повторяю: внимание всем судам, находящимся в море в этом районе! Срочно вернуться в порт!»

Кичатов, весело насвистывая, спускается в каюту и выключает радиостанцию. После чего возвращается к штурвалу и включает двигатель яхты, собираясь выйти в открытое море.

Погода быстро начинает портиться. Усиливается ветер. Небо обкладывают грозовые тучи. Начинает смеркаться. Только вспышки молнии выхватывают из темноты очертания судна. Вскоре в ночной тьме уже ничего не видно, даже сигнальных огней яхты…

Действие 1

Гостиная в доме Кичатовых. В углу горит огонь в камине, выложенном мрамором, напротив него стоят столик и несколько глубоких мягких кресел. Посредине комнаты установлен обеденный стол, один из стульев, стоящий в центре, отличается от других – своей высокой резной спинкой он похож на трон. Перед ним на столе – тарелка, на ней рюмка водки, накрытая кусочком черного хлеба. На столе шесть приборов, вазы с фруктами, бутылки и прочее. Их расставляет Любовь, одетая в просторное темное платье, напоминающее балахон, с прикрепленным на груди черным бантом. Поверх платья одет белый кружевной передник, который носят горничные. Входит Оглоблин в строгом темно-синем костюме, также с черной повязкой на рукаве. В руках он несет портрет Кичатова. Следуя молчаливому указанию Любови, он вешает портрет на стену напротив стола, затем обходит вокруг, разглядывая блюда и бутылки.

Оглоблин. Водки мало!

Любовь. Достаточно.

Оглоблин. А я говорю – мало. Что вы, бабы, в этом понимаете!

Любовь. Да уж не меньше тебя, когда речь идет о поминальном ужине.

Оглоблин. Хозяин любил выпить водочки. Он бы не одобрил такого скупердяйства. Так рявкнул бы – стены задрожали!

Любовь. Какой он тебе хозяин? Ты что, его дворовый пес? Не смей так называть Кичатова! (Крестится). Мир его праху!

Оглоблин. Для тебя Кичатов, разумеется, был не хозяин, а мил-дружок. Я-то свой шесток знаю!

Любовь. Да ты никак ревнуешь? Глупый! Что было, то забыто. А сейчас наше с тобой время пришло.

Оглоблин. Это как?

Любовь. Подожди немного, сам все увидишь и поймешь.

Оглоблин. А я не хочу ждать! (Пытается ее обнять). И так уж сколько ждал-прождал. Люба ты моя!

Любовь. С ума сошел? Мне бабушка говорила, дух умершего человека, не похороненного в земле, бродит, неприкаянный, в тех местах, где человек жил. А вдруг дух Кичатова сейчас здесь и наблюдает за нами? (Показывает на портрет).

Оглоблин. Я столько лет смотрел, как он тебя тискает у меня на глазах. Пускай теперь он поглядит!

Любовь. А потом будет пугать меня по ночам? Духи – они, говорят, мстительные. (Отталкивает Оглоблина). Нет уж, премного благодарна! И вообще, уходи отсюда, не мешай мне. А то скоро родственники вернутся с кладбища, а у меня еще стол не накрыт. Вот и водки, сам говоришь, недостает.

Оглоблин. Кто будет-то?

Любовь. Вдова, Софья Алексеевна, их с Кичатовым дочки, Вера и Надежда, с мужьями. Еще нотариус, Иосиф Аристархович Заманский. Всего шесть человек. (Считает тарелки и рюмки). Так, верно, приборов тоже шесть.

Оглоблин. А нотариус-то зачем?

Любовь. Он должен огласить завещание покойного. Я думаю, для этого и затевается этот поминальный ужин. Завещание Кичатова будет на нем главным блюдом.

Оглоблин. Как-то не по-людски это.

Любовь. Что еще тебе не так?

Оглоблин. Да, говорю, не по-людски это – хоронить пустой гроб.

Любовь. А что им еще оставалось делать? Тела-то так и не нашли, одни обломки яхты. Еще хорошо, что спасательный круг уцелел с надписью «Кичатов». Только потому и признали Кичатова погибшим. Конечно, и денег на всякие разрешения да взятки ухлопали уйму. А так бы мурыжили еще лет десять-пятнадцать, пока все состояние не развеяли по ветру. Без законного-то владельца.

Оглоблин. И все равно не по-людски. Едва опустили гроб в землю – сразу делить наследство.

Любовь. Значит, есть что делить. Тебе, рожденному в коммунальной квартире, этого не понять. У тебя всего имущества – в одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи.

Оглоблин. Это уж точно. Хозяин был не бедный человек. Несколько рыбоперерабатывающих предприятий, целая флотилия средних и малых траулеров… На сколько миллиончиков зеленых все это потянет?

Любовь. Ты не наследник. Незачем и считать.

Оглоблин. Неужели все поделят между женой и дочками? Ведь разорят компанию бабы. Что они в рыболовстве смыслят?

Любовь. Тебе-то что?

Оглоблин. А то, что как вдова обеднеет, тогда и нас уволят. Придется новое место себе искать. А не найдем в одном доме, что тогда? Будем встречаться по выходным и праздникам на стороне, в съемных комнатах?

Любовь. Тогда и будем думать, Петенька, когда прогонят. Пока же других дум хватает.

Оглоблин. Это каких-таких дум?

Доносится шум автомобилей.

Любовь. Тихо! Слышишь? Кажется, подъезжают. Иди, открывай двери безутешной вдове и детям. Глядишь, и подадут на чай – от хозяйских-то щедрот!

Оглоблин. Странная ты, Люба, баба! Другая бы радовалась своему избавлению, а ты… Сколько я тебя знаю, а не пойму никак!

Любовь. Куда уж тебе понять, олух царя небесного! Для понимания у тебя есть я. А ты просто слушайся меня, и все будет хорошо.

Оглоблин в сердцах машет рукой и быстро уходит.

Входит Софья Алексеевна. Она в траурном черном платье и шляпе с большими полями, с которых свисает полупрозрачный креп, закрывающий половину лица, возможно, для того, чтобы на похоронах скрыть отсутствие слез.

Любовь. Примите мои соболезнования, Софья Алексеевна!

Софья Алексеевна. Что? А-а… Да-да, конечно. (Обходит вокруг стола). Слишком много водки.

Любовь. Андрей Олегович любил, чтобы на столе…

Софья Алексеевна. Запомни, Любочка, отныне в этом доме все пойдет по-другому. И тебе придется забыть о том, что любил мой покойный муж. Надеюсь, ты меня хорошо понимаешь?

Любовь. Да, Софья Алексеевна.

Софья Алексеевна. Тем более что ты знаешь о пристрастии мужа Верочки, Алексея, к этому зелью. Поэтому убери водку совсем. За помин души моего покойного мужа мы выпьем красного вина. Это будет и пристойно, и без неприятных последствий.

Любовь. Да, Софья Алексеевна.

Любовь убирает водку со стола и уносит. Когда она возвращается, Софья Алексеевна внезапно замечает портрет мужа на стене и гневно вскрикивает.

Софья Алексеевна. А это еще что такое?!

Любовь. Где, Софья Алексеевна?

Софья Алексеевна. Я спрашиваю, зачем сюда повесили этот ужасный портрет? Немедленно снять! Он навевает на меня тоску. Как ты неделикатна, Любочка, просто ужас! Сразу видно отсутствие должного воспитания.

Любовь. Да, Софья Алексеевна. Вы совершенно правы.

Софья Алексеевна. Я знаю это. И поэтому вам совершенно не за что на меня сейчас обижаться.

Любовь. Разумеется, Софья Алексеевна.

Любовь снимает портрет со стены и выходит с ним из гостиной. В дверях она сталкивается с Заманским.

Заманский. Здравствуйте, Любовь! Мы с вами сегодня еще не виделись. Такой печальный день! Вам очень идет это платье.

Любовь. Спасибо, Иосиф Аристархович. (Уходит).

Заманский подходит к камину и греет над огнем руки, зябко поеживаясь.

Заманский. Как девочка расстроена смертью Андрея Олеговича! Вы не находите, Софья Алексеевна, что в наше время – а общество явно переживает период всеобщей слепой и неразумной ненависти простых людей к разбогатевшим согражданам, – подобное отношение домработницы к своему нанимателю весьма трогательно?

Софья Алексеевна. Не нахожу. Более того, я испытываю неодолимое желание пожелать ей семь футов под килем и дать расчет.

Заманский. Надеюсь, причина веская?

Софья Алексеевна. Чрезвычайно. Я не хочу видеть ее в своем доме. От этого у меня может разлиться желчь. А мне сейчас как никогда нужно быть сильной и здоровой. Ведь на мои хрупкие женские плечи будет возложена миссия уберечь компанию мужа от банкротства. Ради наших с Кичатовым дочерей и будущих внуков.

Заманский. О каком банкротстве вы говорите, Софья Алексеевна? Слава Богу, дела идут хорошо, предприятие процветает. Но если вы и в самом деле опасаетесь, что не справитесь… Да, кстати, а почему нет водки?.. Думаю, Алексей, муж Верочки, может возглавить компанию вашего покойного мужа. А благодаря Павлу, мужу Наденьки, ей будут обеспечены квоты на добычу рыбы на много лет вперед. Так что беспокоиться не о чем. Вам остается только стричь купоны.

Софья Алексеевна. Вы неисправимый оптимист, Иосиф Аристархович. А ведь сами знаете, что у Алексея случаются длительные запои. И тогда он не то что за компанию – за себя отвечать не способен. И еще вопрос, сохранит ли свою должность начальника департамента рыбного хозяйства Павел. Это будет зависеть от нового губернатора края. Наш нынешний, насколько мне известно, потерял расположение президента. И его судьба висит на волоске.