Шазидени, супруга шазена, нареченная Властительница его сердца и мать его детей, Виатон Ослепительная, была похожа на…пуфик, маленький, квадратный, мягкий, но везде больно об него спотыкаешься, причем мизинцем. Странная женщина, свое великолепное имя оправдывала, заставляя врагов слепнуть от ужаса при упоминании одного ее имени, могла вцепиться в противника и добивать уже изнемогающую жертву с упорством кобры – все это конечно в иносказательном смысле, так как женщина ни единым словом или жестом никому не показала, что держит на него зло. Но все, кто хоть каплю почувствовал на себе ее хватку, никогда больше не поддавался на ее очаровательную улыбку и веселые шутки – сразу сбегали. Так про нее рассказывал мой отец, причем с самим шазеном они были очень в хороших отношениях и часто общались вне политической необходимости.
Сыновья, шази, и их жены, без звания. Старший Валиан с женой Хлоей и сыном Валх, еще молодые люди, спокойные, сосредоточенные, под тяжестью долга перед землями, когда Архим соберется на покой и отдаст-таки в их руки Пустошь – они выглядели старше, гораздо старше своих лет, даже ребенок, которого уже сейчас воспитывали с долгом вместо игрушек или друзей. И даже внешностью они были второй копией шазена и его Властительницы.
Средний сын тоже был с женой, но эти двое выглядели гораздо счастливее, свободнее. Оба статные, раскованные, они были похожи друг на друга, только женщина, естественно, красивее: черные смоляные волосы у обоих, карие глаза с желтой искринкой, мягкие отрешенные улыбки людей, на чьи головы власть падет только в крайнем случае.
И Батай. Младший, залюбленный, распущенный безголовый и безответственный разгильдяй, способный в пылу битвы за титул «команды с самым сказочным воображением» свернуть шею талисману своей команды и тут же попытаться вернуть его к жизни запрещенными заклинаниями. Батая я знала не понаслышке, а лично, так как сама в том конкурсе проиграла вместе с командой Пармских островов, но обошла Батая по очкам. И я своими глазами видела, а ушами слышала, как сворачивают шею бедной птице и как хрустят ее переломанные позвонки. Меня до сих пор передергивает от воспоминаний. И хуже всего это молодой человек решил применить ко всем, кто видел этот мерзкий поступок, заклинание забвения, запрещенное, жестокое, когда человек забывает все, что с ним происходило в какой-то определенный отрезок времени. Говорят, что, пытаясь вспомнить, что же они забыли, многие сходили с ума от такого заклятья. Благо, Батай не силен в страшно-древних заклятьях – у него сил хватило только на то, чтобы стереть из памяти маленький кусочек, каждому – свой, так что я не знаю, что было в моей памяти за два мгновения до поражения, но все остальное я помню ясно, как будто вчера увидела.
И к нам, вернее ко мне, полностью игнорируя короля Бранена, ринулся этот кусок мускулистого флера, а впечатлять он умел как никто, – он обнял меня, как обнимает один дровосек на наших островах, до хруста ребер и полного отсутствия дыхания, да и глаза норовили вывалиться на песок под ногами.
- Элис, детка, я так давно тебя не видел,- орал этот пустынный медведь, вгоняя меня в краску, а оба его родителя, братья и король Бранен стояли м молчали, как будто так и должно быть.- Сколько лет прошло? Четыре-три? Ты совсем не постарела, так что когда замуж соберешься – я первый в очереди.
