Драконьеры - страница 12

Этого коцека я заметил, только когда он вынырнул из горловины мешка, зажав в зубах добычу, и задал стрекача. Двух предыдущих зверьков я отогнал тонким прутиком, а потом меня сморила лёгкая обеденная дрёма, и следующего воришку я пропустил. Трофей проводил наглеца ленивым взглядом: небольшой зверёк мчался к кустам, потешно складывая непропорционально длинное, по отношению к коротким ногам, тулово, виляя пушистым хвостом из стороны в сторону. Большая лепёшка мешала ему, сбивая с шага, и он высоко задирал маленькую головку с остренькими ушками, покрытую, как и все тело, коричневым коротким мехом. Трофею ничего не стоило нагнать и задавить наглеца, но он был не голоден, и счёл ниже своего достоинства охотиться за столь мелкой добычей.

За плечами было полдня пути, и если честно, то вставать и идти дальше не хотелось, но слово «надо», как обычно, пересилило лень. Если ничего не случиться непредвиденного, мы выйдем к Янавру через шесть – семь дней. Пока же мы шли по привычному, сухому и сумрачному лесу, лишь дважды нам попадались мелкие ручейки, берега которых были истоптаны копытцами и изорваны когтями. С большой опаской мы напились, и я набрал воды во фляги, пока Трофей наблюдал за окрестностями.

Я сознательно запретил себе думать о случившемся, и о том, что мне делать дальше. Я знал слишком мало чтобы делать правильные выводы, а напридумывать можно таакоое. Дойду до Янавра, а там разберусь на месте, кто я, что я, и как мне жить дальше…

Привал мы устроили засветло, я не решился, как Кемаль, идти в сумерках.

Наломав сушняка, развёл костёр побольше, разогрел две лепёшки, насадив на прутик – одну предложил Трофею, и зверюга её с удовольствием слопал. Завернувшись в плащ, я лёг, надеясь, что усталость отгонит дурные мысли, страхи, и хоть немного, но посплю. За всю ночь Трофей лишь раз насторожился. Не знаю, что разбудило меня в очередной раз, но пёс, до этого мирно посапывающий, положив голову на лапы, стоял, напружинившись, насторожив чуткие уши. Через какое-то время он успокоился и, потоптавшись, улёгся, свернувшись клубочком. Что бы ни ходило во тьме рядом с нашим лагерем, оно ушло.

Следующие два дня прошло спокойно, мы двигались на восток, изредка отклоняясь от маршрута, чтобы найти воду. Я постепенно привыкал к чувству одиночества, и не просыпался по ночам от каждого шороха, полностью доверившись Трофею. На третий день путь вывел на обрыв. До вечера шли вдоль широкой выжженной полосы земли, покрытой сетью трещин, сухой горячий ветер веял из Бездны: где-то бушевал шторм, выжигая берег.

Наступила ночь, но на обрыве было светло от зарева Бездны, ночное небо отсвечивало багрянцем – как будто и там разверзлась огненная пучина. Разводить огонь было небезопасно, существовала, хоть и ничтожно малая, вероятность, что костёр заметят с проплывающего мимо драгала. Мы отошли вглубь леса, и только там устроили привал. Ко мне с острой ясностью вернулось ощущение первой ночёвки в лесу, после ухода Кемаля. Неуютное, настороженное ощущение приближающейся опасности, выматывающее нервы. Но Трофей вёл себя спокойно, и я заставил себя успокоиться – его чувству опасности доверяя больше, чем своему.

Разогрев над огнём нехитрый ужин – лепёшки, кусок мяса и заварив чай, я предложил угощение Трофею, но он, демонстративно взглянув на пустеющий мешок, отвернулся и лёг спиной к огню. Я не стал настаивать, вспомнив, как он вынырнул из кустов пару часов назад, облизывая окровавленную морду. Голодным он не останется, а если возникнет необходимость, то и меня прокормит. Но, когда под ножом сочно хрустнул зеленоватый плод гуаямы, его интерес выдали ставшие торчком уши – от такого лакомства он отказаться не смог. Я разделил плод, размером с кулак, пополам, и бросил половину через костёр. Не знаю, может, среди его скрытых достоинств есть дополнительная пара глаз на затылке, но только что лежавший ко мне спиной пёс, извернулся совершенно неожиданным образом, и поймал свою половинку.