– Марта, прости, я только не поняла... Мне сначала показалось, что ты к нему не очень относишься. И вообще к драконам. А потом оказывается, что ты с ним встречаешься?
– Я с ним не встречаюсь.
– А как называется, когда парень дарит девушке цветы?
– Он не дарит.
– Так! Я совсем ничего не понимаю. А откуда тогда у тебя цветы?
– Из двери.
Я подняла руки, показывая, что сдаюсь.
– Понимаешь, когда я только поступила, он был на втором курсе, и вокруг него уже клубилась драконская элита. Но когда меня выбрали королевой Бала первокурсников, он соизволил обратить на меня внимание. Ну… мы некоторое время вот как раз… встречались... Потом он стал слишком задаваться, и я его бросила! – резко закончила соседка. – А он понял, кого потерял, и стал мне под дверь цветы носить.
– А ты?
– А что я? Он-то пусть страдает. А цветы-то при чём?
– Логично, – согласилась я. – Только… Марта, ты уверена, что эти цветы от него?
Соседка посмотрела на меня так, что я поняла: сейчас я стану её смертным врагом.
– Нет, я не в том смысле, что цветы в принципе от де ла Ньетто. Я про конкретно этот букет.
– А что не так с этим букетом? – насупилась она.
– Ты можешь проверить, что он безопасен?
– А зачем?
– Затем, что меня сегодня чуть не убили.
Марта нащупала рукой спинку стула поблизости и опустилась в него, не отрывая от меня взгляда. Я рассказала, как было, по понятной причине не называя имя того, кто меня спас.
– А ты уверена, что тебя не разыграли? – заговорила она, когда я закончила повествование. – Просто «Последний сон» – это прямо слишком. Ты тут без году неделя, кому до тебя есть дело? Я думаю, кто-то просто воспользовался тем, что ты задремала. Может, какую-нибудь гадость подложил, чтобы симптомы сымитировать, а потом разбудил. Это, случаем, не из приятелей Диего кто-то был?
Я кивнула. Диего де ла Ньетто для Диего де ла Ньетто гораздо больше, чем приятель. Так что я не погрешила против истины.
– Ну вот, – подвела итог соседка.
С этой точки зрения, соглашусь, события в библиотеке выглядели логичнее.
– А почему мне снова стало плохо, когда я села к ящику?
– Могли туда рвотное зелье плеснуть, например.
– Могли, – согласилась я. – Спасибо, Марта. Мне стало легче.
Хотя и обиднее. Но с обидой можно жить. Недолго. В смысле, я надолго не обижаюсь. Отомщу и забуду.
Соседка кивнула. Потом постояла, глядя на букет:
– Знаешь, – Марта подошла к окну, открыла его и со словами: – Пусть он его себе под хвост засунет! – швырнула розы в окно, захлопнула створки и направилась к рукомойнику.
– Они же с шипами! – напомнила я.
– Пусть у своего приятеля Николаса де ла Круса обезболивание попросит. И вообще, это не моя проблема. Авось, самомнение его раздутое слегка спадёт. Там как раз под окнами его клеврет Валентино де ла Риас бродил. Пусть передаст!
– Жестоко ты с ним!
– Как заслужил. Слушай, пошли в таверну сходим… Что-то в столовой есть совсем расхотелось…
– А у меня аппетит никогда не пропадает, – пожаловалась я.
– И у меня. Просто в таверне отраву в еду подсыпать почти невозможно.
Аргумент Марты я оценила. К тому же еда в таверне была вкуснее, чем стипендиальная в столовой, а я испытывала потребность заесть пережитое чем-нибудь вкусненьким. В отличие от драконов, шиковать там каждый вечер мне было не по карману, однако немного денег имелось. И если мне удастся сдать сессию на «отлично», как сирота я смогу претендовать на денежную стипендию – помимо полной компенсации затрат на проживание, питание и форму. Я очень постараюсь.
