Чудовищные раны должны были убить монаха, но нет, сильное натренированное тело все еще жило, хотя дышало оно едва-едва. Исцелять брата Хораса было бесполезно – магия слабо действовала на божьих слуг, – но Тобиус носил с собой настой белого алоэ, горький, изрядно ядовитый, но способный подарить полумертвому человеку несколько лишних часов, если оставить его в покое. Влив жидкость, похожую на густое белое молоко, в растрескавшуюся щель рта, волшебник бросился прочь. Больше он ничего сделать не мог при всем желании.
Когда колдун сбежал из лаборатории, его встретил брат Хорас. Огромный иоаннит закрыл собой путь к бегству, встал насмерть и в одиночку дал тому достойный бой, но был сражен чем-то страшным, от чего даже святое оружие не смогло его защитить. Да только и сам колдун целым не ушел. Тобиус ринулся по кровавому следу, которым враг окроплял прелую листву и ветки растений, убегая.
Змеиный Язык, как мысленно и сгоряча обозвал его Тобиус, собирался переходить через лесную речку, когда серый маг догнал его.
– Стой!
Колдун и не подумал остановиться – он продолжал идти, подволакивая правую ногу и сильно горбясь.
– Я сказал – стой!
Тобиус вскинул руки, и от всего его тела пошла волна ревущего пламени – не магического огня, который лишь подобие природного, а настоящего живого огня, воплощающего первостихию. Такой огонь был самым горячим, самым яростным, самым голодным, он бы сожрал мир, дай ему волю, и Тобиус носил частицу этого огня в себе, обладая даром стихийного волшебства. Не успей колдун развернуться и закрыться Сферой Ледяного Мрамора – стал бы золой. На миг Тобиус увидел глаза своего врага, налитые кровью, с потемневшими белками и странными расширенными зрачками. Затем эти глаза вновь полыхнули ядовитым огнем.
– Я сказал, чтобы ты встал на месте, тварь! И ты встанешь на этом месте, или я тебя испепелю! – Загустевшая в горле слюна заставляла его голос клокотать, уподобляясь звериному рыку. Тобиус занял боевую стойку.
– Ну что ты привязался ко мне? – устало спросил малефикарум. – Пшел вон, щенок, пока во мне еще осталась капля милосердия.
– Ты не проявлял милосердия к тем, кого подвергал вивисекции, подонок! Тебе незнакомо значение этого слова!
– Какие громкие слова для желторотого юнца.
Вокруг колдуна закрутилась воронка грязной магической силы – настоящий ураган магии, готовой быть пущенной в ход. Он один уже выдержал противостояние с двоими волшебниками и двоими монахами, получил множество увечий и растратил сотни иоров[10] магии, но за его плечами было еще больше силы, гораздо больше. Против колдуна стоял Тобиус, молодой, но не слабый волшебник, переживший много трудностей, участвовавший в боях против других магов, опытный, отчаянный и непоколебимо уверенный в своих способностях. Ни страшная сила, ни жуткие вещи, творимые Змеиным Языком, не смутили его, лишь разожгли жгущее чувство ненависти к зверю, потерявшему человеческое естество.
– Бешеная тварь… нет, не будет никакого суда! Никуда я тебя не поведу, а просто убью тебя! – Желтые глаза серого мага пылали яростью, ярко, словно янтарные угли в очаге.
– Какие ужасные угрозы… вы жестокий человек, чар Тобиус!
– Ага, и очень коварный…
Серебряный перстень с украшением в виде головы и крыльев полярной совы мягко засветился на пальце Тобиуса, и рядом с магом появилась тощая восьмифутовая фигура. Она словно состояла из одних только прямых линий и полупрозрачного голубовато-белого льда. Существо распространяло вокруг себя потоки сильного мороза, которые покрыли древесные стволы и землю слоем скрипучего наста, длинноносая голова безразлично уставилась на колдуна, рот-трещина выдохнул облако мороза. Дух бурана, одна из тех сущностей природы, которые укутывают мир в белое одеяло с приходом зимы, сильнейший из слуг Тобиуса, был готов исполнять приказы, и они не заставили себя ждать.
