Ключи от камер находятся всегда в кабинете – туда-то я и направляюсь. Ли сопровождает меня и говорит охраннику, подпирающему дверь:
– Я привёр девушку господину коменданту. Можно ей подождать внутри?
Солдат равнодушно смотрит на меня, отходит в сторону. Проскальзываю внутрь, скромно опустив глаза. Сажусь на стул, сложив руки на коленях. Воплощённая скромность и смирение. Солдат прикрывает дверь.
Я знаю, что Ли направляется сейчас к коменданту, пригласить его взглянуть на новенькую шлюшку. Я знаю также, что жена коменданта, получившая анонимную записку о шашнях муженька, сейчас летит к тюрьме, пылая гневом.
Я быстро обыскиваю кабинет. Выдвигаю ящики стола. Вот он! Универсальный комендантский ключ от всех дверей!
Прячу ключ в карман и опять сажусь на стул.
Как раз вовремя – в коридоре слышатся шаги. Наступает решающий момент. Сейчас должно всё совпасть согласно плану – или я закончу жизнь на пыточном колесе. Совершенное спокойствие и сосредоточенность царят внутри. «Этот мальчишка сделан из камня», – говорят те, кто видел меня в деле, и это похоже на правду. Только вот сердце может подвести – оно и сейчас прыгает и переворачивается в груди, грозя остановиться каждую секунду, хорошо хоть, не болит.
Дверь в кабинет открывается, я вижу Ли и коменданта. Расхристанный, издающий запах рома краснолицый мужчина вызывает омерзение. Он, покачиваясь, подходит ко мне. Я встаю. Комендант треплет меня по подбородку, стирая грим, но опьянение не позволяет ему заметить это.
– Мммилашка какая, а, Ли? Вот это угодил, умаслил, хе-хе… раздевайся, милая, – это мне.
В этот момент, как нельзя более кстати, в кабинет влетает жена коменданта. Облегчённо вздыхаю. Наконец-то!
Женщина с ходу оценивает ситуацию. Подлетает к муженьку, плохо соображающему во хмелю, вцепляется в его жидкую шевелюру и треплет, громогласно причитая:
– Ах ты ж, старый потаскун! Да что ж такое, люди добрые! И сюда шлюшку приволок!…
Выскальзываю за дверь. Уф. Получилось. Охрана, вытянув шеи, прислушивается к звукам скандала, несущимся по всем этажам комендатуры. Никто не замечает девушку, бегущую по тюремному двору.
В узилище воняет страхом и кровью. Толстый надзиратель, храпящий сидя, вздрагивает и просыпается, когда я тихонько стучу по его плечу.
– А? Ты что? Кто?
– Господин надзиратель, – стараюсь, чтобы голос звучал как можно жалобней, – пропустите меня к мужу, пожалуйста. Его казнят завтра, хочу проститься. Господин надзиратель, заклинаю всем святым…
Тихонько кладу на стол пачку денег. Толстяк смотрит на меня, на пачку, опять на меня. Мне ударяет в голову мысль – грим смазан! Ох ты! И ведь не поправишь! Прикрываю лицо руками, всхлипываю. Надзиратель смахивает деньги со стола быстрым движением. Бурчит:
– Ладно уж… только быстро! Не задерживайся!
Да уж, задерживаться тут я не стану. Ряды камер. Тюрьма не спит. Кто-то молится, кто-то плачет. Слышится тихое бормотание. А тут – безумное хихиканье. Ищу камеру, где тихо.
Я не ошибся, Гордон лежит на куче соломы, свернувшись в клубок. Он не шевелится, когда дверь камеры лязгает, отпертая краденым ключом.
– Ну что, полетаем? – говорю я, наклонившись к лежащему. Тот быстро садится, глаза его изумлённо распахиваются.
– Довик? Но как?..
– Тихо, тихо, – перебиваю я, – всё потом расскажу! Ты как – идти можешь, кости не сломаны?
– Я ж дракон, – невесело усмехается он, – всё уже восстановилось! Кстати, ты вовремя! Через час мне бы уже вкололи сыворотку!
