Они шли по знакомой, но каждый день новой из-за свежего снега тропе. Скрип их шагов был единственным ритмом в этом замершем мире. Они миновали полуразрушенный остов фермы, где вчера Лика говорила о палимпсесте реальности. Сегодня она прошла мимо него без остановки, словно вчерашний разговор был лишь одной из стертых записей на полях их совместной прогулки.
Примерно через час пути, когда город окончательно скрылся за горизонтом, а вокруг простиралась лишь бесконечная снежная равнина, они приблизились к еще одному островку забытой цивилизации. Это было небольшое деревянное строение, притулившееся у самого края поля, там, где начинался редкий, чахлый лесок. Андрей узнал его – летом здесь работало небольшое кафе с незатейливым названием «Ветерок», популярное у дачников и редких туристов. Сейчас оно выглядело совершенно мертвым: окна были наглухо заколочены досками, краска на стенах облупилась, открывая темное дерево, а выцветшая вывеска с трудом читалась под слоем инея и снега. Вокруг – ни следов, ни признаков жизни. Очередной памятник ушедшему лету, застывший во времени до следующего сезона.
Они проходили мимо, в нескольких метрах от заколоченных окон, когда Андрей внезапно остановился. Он замер, слегка наклонив голову, прислушиваясь. Ему показалось… или он действительно услышал музыку? Тихую, едва уловимую, но отчетливую мелодию. Это был джаз. Меланхоличный, тягучий голос саксофона, выводящий печальную, красивую фразу, полную какой-то затаенной грусти. Звук был чистым, но приглушенным, словно доносился из глубины, из-за этих заколоченных досок, из самого сердца мертвого зимнего кафе.
Он обернулся, всматриваясь в постройку. Нет, это было невозможно. Кафе было заброшено, заколочено, обесточено. Откуда здесь могла взяться музыка, тем более такая – тихая, интимная, словно кто-то играл для себя одного в пустом зале? Может, это игра воображения? Эхо летних вечеров, застрявшее в стенах?
Лика, шедшая чуть впереди, тоже остановилась, заметив его замешательство. Она обернулась, посмотрела сначала на него, потом на заброшенное кафе, потом снова на него. На ее губах появилась легкая, едва заметная усмешка – не насмешливая, а скорее понимающая, чуть лукавая. Та самая, которую он видел в библиотеке.
–Ты слышишь музыку там, где ее нет? – спросила она тихо, ее голос прозвучал почти как продолжение той нереальной мелодии.
В тот самый момент, когда она договорила, музыка оборвалась. Не затихла, не ушла вдаль – просто исчезла. Мгновенно. Словно кто-то резко выключил невидимый проигрыватель. Тишина снова сомкнулась вокруг, став еще более плотной, оглушительной после этого краткого звукового вторжения.
Андрей смотрел на Лику, потом на кафе. Музыки больше не было. Была ли она вообще? Ее вопрос повис в воздухе, ставя под сомнение реальность его собственного восприятия. Она не подтвердила, что тоже слышала. Она лишь указала на парадокс.
Не говоря больше ни слова, Лика развернулась и пошла дальше. Андрей, все еще ощущая фантомное эхо саксофона в ушах, последовал за ней. Они шли молча еще минут десять, приближаясь к замерзшему ручью, который лениво петлял между сугробами. Это был неширокий поток, но лед на нем выглядел ненадежным, неровным, припорошенным свежим снегом, скрывавшим возможные трещины или тонкие места.
Лика легко ступила на лед первой. Она всегда двигалась с какой-то особой, почти неземной грацией. Но в этот раз что-то пошло не так. То ли снег скрыл скользкий участок, то ли она на мгновение отвлеклась – ее нога вдруг поехала в сторону, и она, потеряв равновесие, качнулась назад.
