Древние Свитки - страница 12

Довольно быстро школа стала одной из самых известных и богатых в семи народах. К ней стекались со своими нуждами и стар и млад, богатые и бедные, питая гордыню членов школы и наполняя их и без того набитую под завязку сокровищницу. Школа становилась всё краше, одежды звездочетов богаче, убранство каменных залов сверкало всякими видами драгоценных камней, однако сами серрины становились всё мельче, кожа их утратила первоначальное сияние и приобрела серый оттенок, глаза и волосы их посерели, а природа вокруг становилась суровей, снегопады обильней, морозы крепче, а ветра стали дуть сильней, и все чаще звездное небо стали застилать густые низкие облака, сквозь которые не проходило ни одного лучика звездного света.

Следующих Путем Божественности становилось всё меньше. Не потому, что не было желающих, а потому, что путь им представлялся слишком сложным, ведь он был несовместим с сиюминутными желаниями, а желания эти всегда были неизменны: слава, наслаждение и богатство. Небесное Царство стало казаться мифом, ведь никто оттуда не возвращался, а Светлый Путь стал казаться пустым делом. Свидетельства о достигших бессмертия меркли и постепенно становились легендами. Земной мир был гораздо ближе его обитателям, чем мифический духовный мир. Земные дела и проблемы были гораздо более насущными, а задачи понятными, чем таинственный Божественный Путь.

Постепенно народы забыли, для чего они поселены на земле, и каждый стал жить по своему усмотрению, предав Путь Создателя и его Свитки забвению. Забыв о высоких заветах Творца, ими постепенно начали овладевать низменные желания, и вместо совершенствования духа Школы стали всё больше заниматься совершенствованием своего земного существования. Их стали прельщать нарядные одежды, красивые вещи, богато обставленные жилища, а также восхищение и похвала окружающих, и чтобы окружающие звали их “учитель”. Вскоре за ними потянулся и остальной народ, для которого “учителя” были беспрекословным авторитетом и примером для подражания. Изредка еще можно было услышать от того или иного учителя слова о божественности, о сострадании и любви, о вечной жизни, но всё чаще звучали слова о необходимости беспрекословного подчинения учителям и знати, и о том, что содержать и обеспечивать тех всем необходимым – святое дело простого народа. Сами же учителя всё больше предавались роскоши. Ими овладевала алчность, тщеславие, распущенность и худший из всех грехов – гордыня. Постепенно отказываясь от Светлого Пути, они, сами того не ведая, становились на тёмный путь, и стали делать все те вещи, которые когда-то были объявлены Создателем пагубными.

Едва взошло солнце, коснувшееся своей праздничной короной края горного массива, оно осветило комнату Даррена мягким золотистым светом и привело с собой новый день. Пробудился юноша неожиданно для себя резко, словно от враждебного толчка в бок. Он попытался встать и тут же пожалел о своей дерзкой попытке. Встреча с недружелюбными поклонниками не прошла даром. Болела спина, стучало и кололо где-то в боку, но самым странным было покалывание в руке, такое знакомое и пробудившее неожиданные мысли.

Как во сне, Даррен сжал и разжал кулак, покалывание усилилось, и по руке пробежали фиолетовые всполохи, но стоило ему сосредоточится на них, они тут же нырнули под кожу, словно трусливые белки в крону деревьев, будто прячась от неуместного внимания. Даррен тряхнул головой и еще раз посмотрел на ладонь. Никаких следов фиолетового огня он более не увидел. “Показалось”, – подумал он, и осторожно, стараясь не тревожить больные участки тела, встал на ноги. Начался новый день, и он, почему-то подумал Даррен, принесет с собой что-то тревожное.