Древо прошлой жизни. Том IV. Часть 3. Эмблема Создателя - страница 56



– Парадигма хаоса.

– Сатана знал, что делал. Кроме того, всё более заметным становится противопоставление лживого верообразующего постулата положениям о реинкарнации других религий, эмпирическим и научным данным и сообщениям средств массовой информации, что вызывает недоумение и интеллектуальной раздрай, – разрыв шаблона и когнитивный диссонанс. Напрашивается краткое резюме: за что платили церковную десятину?

– Мне показалось, ты хотел сделать другое резюме.

– Конечно, хотел. Извращение загробной тайны смысла земной жизни превращает известный путь развития общества по спирали в знакомый штопор или тупик. Спрятав от Человечества феномен, причину и следствие возвращения на Землю души, спрятали от него столько же, сколько дубинноголовые материалисты в своём вечном загробном «ни гугу».

– Парадокс?

– На сегодня последний. Ваш отель, фройляйн. Прошу. – Я открыл дверь. – Надеюсь, скоротать ещё один серый осенний вечерок нам удалось.

Я проводил Хельгу до её номера и пожелал доброй ночи, собираясь идти к себе. Она поцеловала меня немножко выразительнее, чем требовало прощание на несколько часов, и я ответил ей тем же. Мы поцеловались вместе, нам понравилось. Неудержимо захотелось ещё, и последовало бурное продолжение. Так бывает не только в кино. Мы стояли, соприкоснувшись головами, Хельга – спиной к стене, держа ключ в левой руке, моя правая рука находилась рядом с дверным замком. Мы были уже готовы срывать одежду друг с друга, едва переступив порог, и оба знали, что через минуту нас ждёт чистое блаженство, потому что с первого дня нам было хорошо на расстоянии вытянутой руки. Обнимая её, я взял из её разжавшихся пальцев ключ, но с лестницы донеслись чьи-то шаги и заставили принять непринуждённые позы. Быть может, в эти секунды ей, как и мне, вспомнилась неоконченная легенда о жене и друге рыцаря, которые отгородились на ложе обоюдоострым мечом, но мы уже поняли, что кроме тех шагов, нас не разъединит ничто. Возможно, наше замешательство послужило бы катализатором страсти, но в коридор вошли довольные собой Ирма Шмутке и Линда Барч, – видимо, им, на ночь глядя, приспичило уточнить время отъезда в Кобленц. Мне оставалось незаметно вернуть ключ, ненавязчиво поприветствовать их поднятой рукой и уйти.

– Ну, я пойду, Хельга. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Спасибо за вечер, – ответила она и поправила сексапильный овал волос. – До завтра.

Лучше бы такое завтра, какое ожидало меня на следующий день, не наступило никогда и ни для кого. Я кивнул и, пожелав подругам Хельги приятного вечера, отправился на третий этаж. «Какая девушка!» – подумал я, отпирая свой номер и оставляя за порогом всё, что произошло за последние десять минут.

Ещё лучше было оставить за порогом трезвую голову, и я налил стакан водки до краёв, поискав, чем закусить. Затем я стащил пиджак с галстуком, врубил ящик в надежде увидеть карту погоды и пошёл умываться, не утруждая себя подведением итогов прошедшего дня. Не потому, что утро вечера мудренее, а потому, что всё было и так ясно, как день: участников драмы, рассказанной Хельгой, соединяла ненависть и любовь, которые протянулись в наши дни. Если вы ждёте, что я перед сном ещё раз напомню, что учение об одноразовой земной жизни души являет собой не имеющее мировых аналогов социально-вредное фуфло, вы ошиблись. Я думал лишь о том, что эта драма со многими неизвестными ещё не окончена, и её придётся доигрывать до конца. «Тидо Фогель был молочным братом Густава Берлица, а Карл Коддль был их смертельным врагом, и чего бы ещё не удалось раскопать, этот исторический факт не вырубить топором», – подумал я и уснул.