«Будь я уверена, что мне ничего не будет, перерезала бы ему глотку», – в приливе ярости думает Спэрроу. Вот только на проклятых островах ничего не скроешь, а убийство охранника тем более.
Прикидываться доброй простушкой, болтая с Тилором, опасно, но что поделаешь? Он следит за группой урисок, к которой приписана в лагере Спэрроу, и отлично знает, что бежать ей некуда. А потому пользуется её слабостью.
«Подлый мерзавец».
Гарднериец скользит по девушке сальным взглядом.
– Что ж, рад слышать, что ты просто гуляешь, – произносит он, подходя ближе.
Он всё чаще подбирается совсем близко. Протянув руку, заправляет длинную прядь волос за ухо Спэрроу, игриво щиплет её за кончик уха, как будто не замечая, что девушка стискивает зубы и борется с желанием впиться ногтями в его гладкие щёки.
С маяка, возвышающегося к северо-востоку на каменистой морской косе, доносится тревожная сирена, и они оборачиваются на звук. Огромный, высокий маяк кажется в тумане маленьким и жалким, будто белый палец, осуждающе устремлённый в небо.
– Я дежурил там прошлой ночью, – сообщает Тилор. – Банда синекожих ушастиков решила было рвануть на материк.
Он осуждающе качает головой, будто рассказывая о непослушных детях.
Спэрроу одновременно охватывают сразу два чувства. Во-первых, ярость: как мерзко смеяться над ушами и кожей урисок! К этим шуточками ни за что не привыкнуть. И во-вторых, тревога. Ведь ей известно, о каких «ушастиках» он говорит. Спэрроу знает, где прятались беглянки, пытаясь выгадать день-другой.
– Они прошли полпути до Большой земли, – с гадкой ухмылкой продолжает Тилор, – а потом их сожрал кракен. – Последние слова он произносит с притворным вздохом.
Спэрроу отшатывается, как от удара, из последних сил стараясь держаться прямо и не упасть.
«Нет! Не может быть! Анна-Лиз. Мариллия. И крошка Силланиль… они забрались в тесную лодку, укутанные в тёплые шали, малышка сжимала в ручонках тряпичную куклу, которую ей сшила Спэрроу. Силланиль… она так любила собирать ракушки. Прелестное дитя с розовыми щёчками и розовыми кудряшками. Как она пела, словно птичка. Даже жестокие гарднерийцы на смогли уничтожить её нежную детскую душу».
Тилор, нахмурившись, фыркает.
– С маяка в подзорную трубу было отлично видно. Кракен их проглотил. Ужасное зрелище. Откусил ребёнку голову. – Тилор устрашающе лязгает зубами. – Они сами виноваты, если начистоту. Как им такое в головы пришло? Что, кракенов у берега ни разу не видели? – Пожав плечами, он медленно выдыхает. – Какое-никакое развлечение. Хоть и ужас, конечно. – Бросив взгляд на уродливые строения неподалёку – фабрики, теплицы и амбары, – Тилор устало пожимает плечами. – Что угодно сойдёт, лишь бы забыть хоть ненадолго об этом убожестве.
На Спэрроу вдруг накатывает презрительная ярость, к которой примешивается разрывающая сердце печаль. Она изо всех сил пытается отогнать непрошеные чувства, спрятать их подальше, всё забыть. Но всепоглощающий гнев растёт, будто морской прилив.
– Так нельзя. – В её голосе совсем нет покорности, только холодная, как океанские глубины, тьма. – Вы обращаетесь с нами плохо. Так нельзя.
Тилор ошеломлённо оборачивается и смотрит на Спэрроу так, словно она отвесила ему пощёчину.
«Дура! Вот дура!» – Остатки здравого смысла возвращаются к Спэрроу, но лишь на мгновение. Она вдруг понимает, что ей всё равно. Согнув пальцы, чтобы поскорее добраться до ножа, она даже не думает, удастся ли ей одолеть гораздо более крупного противника.
