– У меня вообще нет зонта. Из-за постоянных переездов вещей всего небольшой чемодан. Ничего лишнего.
– Так странно, не представляю, как можно проводить всю жизнь в дороге.
– Легко. Я и сам не заметил, как приспособился. В такого рода аскетизме есть своя прелесть.
– Что тогда можно называть домом?
– Людей. У меня парочка близких друзей-коллег, – заметив, как она поежилась, я дотянулся до её ладошки, – у тебя руки холодные. Замерзла?
– Не-а, – скромно ответила Илка, тем не менее не отказываясь от моей тёплой ладони. Я еле удержался, чтобы не выдохнуть от очередного облегчения. Всё это выглядело со стороны так смешно и чуточку нелепо, что мне хотелось и смеяться и плакать от умиления. Идиот.
– Давай возьмём горячего чая на вынос хотя бы?
– Как хочешь.
В ближайшей забегаловке мы купили два больших горячих стаканчика с ароматным чаем и под дождем, снова обмельчавшим, двинулись в сторону набережной.
– Ты какую-то высокую должность занимаешь? – спросила она после пары минут тишины.
– Ну как сказать… Что-то вроде. Но в нашей организации все выглядят как заправские интеллигенты, педанты и вообще… Только не спрашивай, почему. Я сам не знаю.
– Это нормально. Иногда рабочая форма более чем странная.
– А где ты работаешь?
– Отвечать обязательно?
– Нет. Просто интересно.
– Дунай, смотри, – она указала вперед, и я заметил в конце улицы набережную. Всё вокруг привычно серо-желто-коричневое. В солнечную погоду город выглядел гораздо привлекательнее и веселее, даже чище.
– Любишь воду?
– Скорее боюсь, но разве можно устоять перед таким величием?
– Наверное, я слишком многое видел, чтобы удивляться большим рекам и старым городам.
– Не бывает такого, чтобы человека ничего не может увлечь, – парировала Илка.
– Музыка. Вот её я люблю. Остальное не так интересно.
– Мама играла на фортепиано и пела. Я тоже люблю слушать музыку.
– И я играю. Только не пою.
– Правда?
– Да.
– Здорово… У тебя и руки совершенно музыкальные, пальцы… – она вдруг замолчала, видимо, смутившись своих случайных слов. А я только и ждал, когда Илка позволит себе расслабиться и перестанет меня бояться. Её рука тут же снова оказалась в моей и больше не выбиралась оттуда, пока мы изрядно промокшие шли вдоль набережной, болтая ни о чём.
Я забыл о постоянном наблюдении и близости сущности, о Льё и Магнусе, которые в этот самый момент могли обсуждать меня или Илку, не вспомнил я и о Яшке, о работе, о болезни. Всего меня занимала она – волшебная девушка, совсем капельку сдавшаяся под моим натиском. Никакие искажения не смогут помешать истинным чувствам и желаниям: именно в этот момент я понял, что никогда и ни за что не уступлю Магнусу, чего бы мне это не стоило. На доме Правительства зажглись привычные огни, да и весь город теперь светился, во всяком случае вдоль берега Дуная. Из баров и гостиниц вылезали туристы, распахивали зонты, громко переговаривались, мерцали вспышками фотоаппаратов, а мы просто шли сквозь них, держась за руки.
Мне думалось, что с одной стороны всё складывалось вполне удачно, но с другой – оставалось ощущение какого-то подвоха. Сначала Илка была отчаянно против меня, а теперь спокойно держит за руку. Что заставило её так быстро изменить своё отношение? Или это приём по усыплению бдительности? Проверка? Что?
– Как ты будешь добираться до дома? – спросил я, пытаясь прощупать почву.
– На метро. Или пешком, на крайний случай.Ты что же, уже собрался уходить? – хитро улыбнулась она.
