Друзья и незнакомцы - страница 13
– Приложение говорит, что пассажиры не обязаны оставлять чаевые, – сказала Фэй с отвращением.
Элизабет была поражена, услышав от нее слово «приложение».
Некоторое время назад Фэй сообщила, что Джордж не выбирался из постели неделю, у него пропал аппетит и он почти не разговаривал, что на него непохоже.
А потом, вместо того, чтобы впасть в депрессию, Джордж помешался – на Полом Дереве, на тяжелой участи простых людей. Эндрю раздражало, что вместо того, чтобы найти новую работу и принять случившееся, его отец теперь все свободное время развивал свою теорию. Элизабет считала это своего рода терапией, способом проговаривания того, что с ним произошло, чтобы не воспринимать случившееся как личную обиду.
– Если через год ты по-прежнему все здесь будешь ненавидеть, мы вернемся обратно, – сказал Эндрю, когда они сели в машину.
– Не могу сказать, что я прямо все тут ненавижу, – возразила Элизабет. – К тому же, я смотрела «Мосты округа Мэдисон». Жена, раз приехав в родной город мужа, уже никуда оттуда не уезжает. Все, что ее ждет, – это две страстных ночи с Клинтом Иствудом.
– По крайней мере, тебе есть, чего ждать.
Вообще-то они жили не там, где Эндрю вырос, потому что его родной город теперь стоял заброшенным и всегда казался серым, вне зависимости от погоды. Их дом находился в двадцати минутах езды от ближайшего университетского городка. Элизабет представляла, как она будет посещать лекции, есть эфиопские блюда и наслаждаться всеми прелестями интеллектуальной жизни.
В действительности же жить в месте, где все вращалось вокруг учебного кампуса, оказалось странно, особенно когда тебя с ним ничего не связывало. Все в городе называли его просто «колледжем» точно так же, как в их мире Нью-Йорк был просто «городом», а Гилберт – «малышом», – ты знал, что есть и другие, но они не имели никакого значения.
Пока Элизабет посетила только одну лекцию-чтение, ее устраивал поэт, который ей нравился. Она ожидала увидеть полный зал взрослых женщин в длинных кашемировых кардиганах, но все пришедшие оказались студентами. Все повернули головы как один, когда она зашла, пялясь на нее так, как будто она была инопланетянкой.
В радиусе пятнадцати миль от их дома располагалось сразу три учебных заведения. Женский колледж за углом, государственный университет таких размеров, что она сначала приняла его за отдельный город, и хиппи-колледж, в котором учился Эндрю, где не верили в оценки и даже в парты. Во время урока ученики сидели на матах на полу.
Проведя столько лет в Бруклине, они считали себя настолько прогрессивными, насколько это возможно. Но теперь они регулярно узнавали, как заблуждались.
– Этот парнишка из моей лаборатории сообщил мне сегодня, что он пансексуал, – рассказал Эндрю как-то за ужином.
– Что это значит? – поинтересовалась она.
– Это значит, что его привлекают представители всех полов.
– Так он би.
– Нет.
– Как он может быть не би?
– Ему не важен пол. Ну, или, может, важен, но это не главное, что привлекает его в человеке.
– О'кей. Но его привлекают оба пола, так что технически он бисексуал. Правильно?
– Нет, потому что гендер – это спектр, а не бинарная оппозиция. Он говорит, что единственная причина, по которой младенцев при рождении приписывают к тому или иному полу, это американский медицинский истеблишмент, застрявший в гетеропатриархальном определении так называемой бинарности. Так что на самом деле мы не должны заставлять Гила следовать этим нормам. Мы должны позволить ему составить собственное мнение.