Друзья и незнакомцы - страница 7

Джули Эндрюс в роли Марии фон Трапп.

За пять минут до назначенного времени, со спящим на плече Гилом, она наблюдала в окно, как пухлая юная брюнетка в мешковатом платье-футболке и шлепанцах идет по улице.

Девушка прошла мимо дома, не сбавляя скорости.

Элизабет решила, что это не та.

Она сварила кофе и выложила на поднос маффины и круассаны, как если бы ждала к завтраку гостей. То же самое она делала и для других. Девушка с синей прядью спросила, можно ли забрать оставшуюся выпечку с собой.

Элизабет никогда никого раньше не собеседовала. Когда она была моложе, то представляла, что к тому времени, как ей придется это делать, она будет знать, как себя вести. Статус начальника обязывал к уверенности и контролю над происходящим.

Она открыла список дел на телефоне. Ужин с Фэй и Джорджем. Душ. Няня. ПИСАТЬ? Иногда она дополняла список уже сделанными делами, чтобы потом их вычеркнуть. Знак вопроса после задачи означал, что делать это она не собирается.

Звонок в дверь раздался ровно в девять. На пороге стояла девушка в платье-футболке, с широкой улыбкой на лице. Неужели она наматывала круги, чтобы не прийти раньше? Или она заблудилась?

– Ты, должно быть, Сэм, – прошептала Элизабет, толкая дверь одной рукой, другой прижимая спящего младенца. – Я Элизабет. А это Гил.

– Привет, – поздоровалась девушка.

Она вошла, оглядываясь по сторонам.

Мягкая голубая ковровая дорожка тянулась через прихожую, открывая дощатый пол. Слева виднелась большая залитая солнцем гостиная. Справа – деревянная лестница с крашеными белыми перилами. Она заканчивалась у витражного окна, в которое Элизабет влюбилась, едва переступив порог дома, уже тогда зная, не посмотрев еще ни одной комнаты, что они его купят.

– Мне так нравится ваш дом, – сказала Сэм. – Здесь очень уютно.

Элизабет едва не фыркнула, но потом словно посмотрела на себя со стороны: простая белая рубашка и черные леггинсы. Босиком, на голове – небрежный пучок. Серебряный поднос с выпечкой, фоном играют Саймон и Гарфункель. На младенце – мягкая белая пижама. Она могла понять, почему со стороны эта картинка казалась безмятежной.

Девушка не смогла разглядеть, что у нее внутри. Элизабет это понравилось.

– Боже мой, только посмотрите на его кудряшки! – воскликнула Сэм.

Именно это говорило большинство, увидев Гила впервые. Эти слова наполняли Элизабет глуповатой гордостью, как будто это она задумала его таким.

Он родился с копной золотистых волос, с самого начала указывающей на то, что он особенный. Медсестры приходили к ней в палату, чтобы просто посмотреть на его кудряшки.

Все они называли Элизабет мамашей, а Эндрю – папашей.

Причем в первый раз медсестра была немногим старше самой Элизабет.

– Выпейте три таблетки обезболивающего, мамаша, – сказала она. И еще: – Мамочка, нажмите на кнопку, если вам понадобится встать. Не пытайтесь пока вставать самостоятельно.

Изумленная, Элизабет гадала, действительно ли девушка думала, что она ее мать? Она что, ее мать?!

Позднее Номи объяснила ей, что медсестры так делают, чтобы не запоминать имена родителей, знакомство с которыми продлится сорок восемь часов. Элизабет подумала, что, возможно, это было еще и попыткой помочь новоиспеченным родителям осознать, что только что произошло, повторяя эти слова вновь и вновь, пока они не прозвучат как данность.

– Что тебе предложить, Сэм? – спросила Элизабет. – Кофе? Воды?