Трава еще оставалась примятой, видно было, что на том месте кто-то топтался.
– Будто раздумывал входить в воду или не входить, – заявил Мавр.
– Иди домой, – велел рыбаку Бутурлин, – найденное свяжи узлом и отнеси в приказную избу.
Воевода и приказчик стояли молча, но похоже думали об одном и том же. Ежели князь утоп, где тогда находился конюх?
– Ты, Феофан, найди грамоту. Уверен, ответ в том, что в ней написано.
Жизнь в Москве сильно отличалась от всего того, что окружало Федора в Сурайске. Столько всякого народа он никогда не видел за всю свою жизнь. В Москве все двигалось, люди спешили, коней подгоняли, на реке орали во все горло, жизнь сводилась к единому – «быстрее». Зато люди тут соблюдали все православные посты. Колокольным звоном обозначали службы, праздники и события. Церквей множество, и каждая имела свой голос. Как зальются перезвоном, будто перекликаются, и душу из тела вынимают. Федора для пользы дела определили по навыкам и опыту. Он работал и жил в столярной мастерской при кремлевской конюшне. Дела все те же: повозки, оси, колеса. Его начал нахваливать главный мастеровой, дважды в пример ставил.
По воскресеньям разрешалось не работать и можно было ходить по городу. Федор свел дружбу с таким же, как он, молодым мастером и они часто предавались безделью. Конечно, иногда наваливалась тоска по родным: матушке и братьям, еще Федор скучал по воеводе, который относился к нему по-отечески. Но тут ничего не поделаешь, такая у него судьба. По-другому летал бы пеплом над землей, никаких надежд и никаких земных радостей.
На дворе по всему чувствовалось приближение осени. По команде старшого Федор завершил строгание заготовки и снял фартук. В поварне поел каши из общего котла, запил квасом и поплелся в свой закуток. Лелеял надежду растянуться на лежаке и забыться молодецким сном. Но отдыхать ему не пришлось. Сверх всяких ожиданий на пороге появился Максим Андреевич, московский воевода.
– Как живешь? Все ли по душе?
– Здравия вам и благодарствуйте. Работаю, на здоровье не жалуюсь, радуюсь малому, а большего не надобно.
– Поехали, нас ожидает отец Ириней, не забыл такового? Намедни весточку заслал, просит привезти тебя.
– Похоже ошибся Святой отец. Где я, а где отец Ириней?
– Он не ошибается, – буркнул воевода.
Тем же маршрутом на повозке в одну лошадь добрались до Симонова монастыря. Максим Андреевич традиции не менял и поставил в храме Рождества Богородицы свечи монахам Ослябию и Пересвету. Пришли в келью отца Иринея. Почему-то тогда, в первый раз он показался Федору предельно старым. Взору предстал подвижный жилистый старик с угловатыми движениями. Соблюли правила, предписывающие склонить голову к рукам старца. Монах повел гостей в трапезную, велел сесть на лавку, стоявшую вдоль стены. Дверь скрипнула и на пороге образовался другой монах. Отец Ириней велел ему пройти и сесть напротив гостей.
– Вот, брат Нил, пред тобой раб Божий Федор из города Сурайска.
Похоже с Максимом Андреевичем они были знакомы ранее.
– Поди по родне стосковался? – спросил монах Нил.
– Почитай каждую ночь снятся, – ответил Федор и вздохнул.
– Отец Маркиан наказал мне поспрошать про тебя на Москве. Господь милостив, видишь, как вышло. Слава Богу, живой и в здравии.
– Жизнь моя на одном волоске висела. Кабы ни случай и ни доброта московских воевод, обо мне бы только память осталась.
