Духовник президента. Рассказы о священниках, повлиявших на умы и души правителей России - страница 3

Именно Стефан предложил, отвечая на вопрос брата, освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы – ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра. Так в 1337 году было заложено основание знаменитой впоследствии обители.

Именно Стефан предложил освятить новый храм во имя Пресвятой Троицы – ему обязана своим наименованием будущая великая Троице-Сергиева лавра

И все же строгая уединенная жизнь в диком лесу оказалась слишком суровой даже для привыкшего к лишениям монаха. Преподобный Епифаний, жизнеописатель Сергия Радонежского, подробно раскрывает перед читателями все трудности пустынной жизни:

«Стефан, построив и освятив церковь, еще некоторое время прожил в пустыне с братом и увидел, что пустынная жизнь трудна, прискорбна, сурова: во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ни чего-либо другого нужного для жизни. К тому месту не было ни дорог, ни привоза ниоткуда, вокруг этой пустыни поблизости не было ни сел, ни домов, ни людей, живущих в них; не вела туда никакая тропа людская, и не было ни прохожих, ни посетителей, но вокруг со всех сторон стоял лес – безлюдная чаща и глушь. Глядя на нее и тяготясь своей жизнью, Стефан оставил пустыню и родного брата, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву».

Но, возможно, как отмечает доктор исторических наук Н. С. Борисов, в этом заключалась лишь часть правды – главным же было то, что Стефан искал возможности учить, находясь среди людей.

«Отшельническое житие на Маковце было для него не конечной целью, а лишь ступенью на пути укрепления духа. После Маковца он пришел в Москву не как безвестный монах из мирского Хотьковского монастыря, а как отшельник, закаливший дух в борьбе с демонами пустыни. Таков был путь самого Иисуса: после сорокадневного искушения дьяволом в пустыне он вернулся к людям “в силе духа” (Лк. 4:14). <…> Судьба Варфоломея постоянно переплеталась с судьбой его брата Стефана. Каждый из них без участия другого едва ли стал бы тем, кем он стал. Столь разные по характеру, они дополняли друг друга, как Петр и Павел. Оба они ощущали в себе нечто апостольское. <…> Уход Стефана с Маковца Варфоломей отнюдь не воспринял как предательство или же просто малодушие. Вероятно, он успокоил себя простым объяснением: Стефан последовал своему призванию, о котором доподлинно знает один лишь Господь» (Н. С. Борисов. Сергий Радонежский).

«Придя в город, – продолжает преподобный Епифаний, – Стефан поселился в монастыре Святого Богоявления, где нашел себе келию, и жил там, весьма преуспевая в добродетели: он был трудолюбив, проводил в своей келии суровую, постническую жизнь, не пил пива и носил скромную одежду. В то время в Богоявленском монастыре жил митрополит Алексий, который еще не был поставлен в митрополита, но с честью проходил путь иноческой жизни. Они со Стефаном жили общей духовной жизнью и в церкви оба пели на клиросе, стоя рядом…

Когда великий князь Симеон узнал о Стефане и его добродетельной жизни, он повелел митрополиту Феогносту поставить Стефана в пресвитеры – облечь в священнический сан, – а потом велел поручить ему игуменство в том монастыре и взял его себе духовным отцом; так же поступили Василий, тысяцкий; Феодор, брат его, и другие знатнейшие бояре, один за другим» (Преподобный Епифаний Премудрый. Житие преподобного Сергия).

Так благочестивый, богато одаренный Господом инок стал духовным отцом великого князя, на плечах которого лежало тяжкое бремя государственной власти.