К своей судьбе во многом безучастно
Для тех, с кем рядом жизнь невыносима
В порядке беспорядочно несчастном.
Ни от счастья паришь, ни от горя в пике —
Голова, будто битая ступа.
Так бывает – стоишь без мозгов в тупике
И о чём-то не думаешь тупо.
Просто куришь о том, что не скажешь, молчишь,
Компромиссов не ищешь и выгод,
В одночасье поняв, что тупик это лишь
Ни всего окончание, а выход.
Большее видится на расстоянии
Большее видится на расстоянии —
Не рассмотреть в упор.
Люди – не северное сияние
И не вершины гор.
Как и не в маках луга альпийские
И не восход луны,
Так, зачастую, и взору близкие,
Рядом едва видны.
Свойственно людям лишь грезить издали
И доверять мечтам.
Так повелось на роду их издавна
Думать, что где-то там
Жемчуг не мелок, на пышной скатерти,
Щи ни, как здесь пусты,
Нет ни сумы, ни тюрьмы, ни паперти,
А за верстой версты.
Ждут своё счастье люди странные,
Ищут чудес одних.
Бредят другими людьми и странами.
Им невдомек, что в них
Больше, чем северное сияние,
Выше макушек гор
Что-то заметное на расстоянии,
И не всегда в упор.
Мелькают дни. О стрелок ход песочный
Луну сменяет солнечный фонарь.
Идёт за годом год через восточный,
Придуманный не нами, календарь.
Одним сулят добро, другим потери.
В обличии животном божества.
И мы во что угодно слепо верим
В преддверии святого Рождества.
В астральность бытия и талисманы,
И в то, что каждый сам себе пророк,
Желающий вкусить небесной манны,
А впрок, так это тоже не порок.
Всего должно в достатке быть и много.
А знаки – просто шалость, черт возьми,
Забвение от сложной веры в Бога,
И очень трудной доли быть людьми.
Просил юродивый ума
И здравия немного,
Любуясь храмом сквозь туман
В обличии убогом.
Ни дай мне, Боже, прочих злат,
Излишеств для желудка,
Не нужно каменных палат,
Лишь светлого рассудка.
Туман рассеял солнца луч,
И, как того хотел он,
В башке исчезли сотни туч
И тут же посветлело.
Но всё что виделось вокруг
Несло печать подвоха —
Ни тем, что нужно стало вдруг
И сотворённым плохо,
Не тот по улицам народ
Ходил, что видел раньше,
Бедняк не тот, богач не тот
И всюду много фальши.
Святой не свят казался сплошь,
Большой паркуя крузер
И в целом всё обман и ложь,
А он – обычный лузер.
Он вновь взмолился в неба синь —
Верни меня обратно,
Собой не быть нет больше сил
И повторял стократно.
Что жизнь не сахар и ни мёд,
Когда ума палата —
То хрен большой, то череп жмёт,
То майка маловата.
Я больше скверных слов не говорю,
К стакану не тянусь и папиросе.
Всё кончено, не пью и не курю —
Я бросил.
Нет больше сумасшествия идей
И строк про душу, режущую осень,
Случайных встреч шалманов и бл*дей —
Всё бросил.
Я к недругам от злости не киплю
И тех, кто улыбаясь маски носит,
Теперь не ненавижу, не люблю —
Ведь бросил.
На всё, что ни по сердцу не гляжу,
Бесчувственен, как камень и бездумен.
В покое и безмолвии лежу —
Я умер.
С изумленным лицом, от своих же неведомых дел,
У песочницы детской старик седовласый сидел,
Отрешённый от мира, как будто ушедший в астрал,
Что-то строил, ломал, словом занят был тем, что играл.
Улыбался и злился чуть, что выходило не так,
Рисовал на песке, словно видел фактуру холста,
Нервно бороду щупал, мечтательно трогал висок,
Но не мог доиграть – рассыпался зыбучий песок.
Не давались песчинки, и он начинал строить вновь,
Отдавая себя самого и вдыхая любовь
В каждый крохотный миг, сотворённый старанием рук.
И услышал старик позади себя шорохи вдруг,
