Жизнь одна тоска.
Пощади меня,
Брат мой пешеход, —
Не смотри в мой уставший,
И мрачный взгляд,
Пройди сквозь меня,
До своих забот…
**
Когда в сердце раскрылись раны,
Очень трудно заметить свет.
Я носил в себе камни печали,
Как сейчас ношу свой скелет.
Вроде, нету причин для злости, —
Руки ж просятся рвать что-нибудь,
А глаза видят город плоским,
И давящим бетоном в грудь…
Сотни офисов, словно вольеры,
Разбросались то тут, то там;
В них сидят укрощенные звери,
И бросают поклоны деньгам…
Жить захочется! – умирать рано,
Ведь в запасе еще много лет,
Но я в сердце раскроил раны,
И теперь жду его ответ.
**
Я иду, как по канату,
Растянувшемся над бездной,
И лекарства мне не надо
От придуманных болезней…
Постучите по верёвке!
Постучите, будет лучше.
Я хочу найти уловку,
Притупляющую чувство
Отупляющего страха
Перед этой черной бездной…
И лекарства мне не надо
От искусственных болезней.
Постучите по веревке!
Постучите, будет лучше.
Я хочу быть смелым, ловким,
Пусть я слабый и заблудший…
**
Хоть как бы я не тужился,
и как бы старался,
я получил тату жильца
Земли – в лице страдальца,
прорезанном морщинами,
как швами на одежде…
Мы рождены мужчинами,
чтоб видеть в них надежду,
и улыбаться шире, чтоб
их больше появилось
к годам, бóльшим в четырежды,
чем те, что уж отжились…
Хоть как бы я не силился,
не пил под ночь лекарства,
моё лицо расширится
для больше дикарства:
«Кромсайте, режьте лица им!
Оставьте больше линий!..
Пускай живут больницами
со слабой нервной силой…
Хоть как бы им не тужиться,
и как бы не стараться —
набейте им тату жильцов
Земли стального царства!..».
**
Поэта легко обидеть,
Поэта легко задеть.
Ему бы глазами не видеть,
Да только б услышать, и спеть…
Поэта легко отбросить
Ненужной игрушкой, в грязь…
Да только кто будет после
В бумагу рыдать, смеясь?..
Кто будет себя бессилить,
Чтоб чувства других задеть?
Поэту лишь хочется с миром,
В спокойствии, умереть.
Поэта легко обидеть…
Поэта нельзя жалеть.
Бросай его в грязь, и насилуй
В петле его жизненных лет.
Кто знает? – тогда, быть может,
Он что-то напишет сквозь кровь;
Такое, что всколыхнет совесть
И смертных, и их богов.
И станут тогда миллионы
Ему памятники воздвигать.
Тогда поэт может спокойно,
С чистой совестью, умирать…
Тогда поэт сможет красиво
Уйти под времён занавéс,
И станут чуть звезды счастли́вей
Мерцать на подмостках небес.
Поэта легко обидеть.
Поэта легко задеть.
Лишь дай ему шанс увидеть,
Как плохо устроен свет.
Лишь дай ему шанс напиться
Из чаши печали до дна,
Пока город будет пылиться
В своих суетливых снах.
**
Мои мысли, как колоннада,
Подпирают эмоций хрусталь.
Сыпь прохожих, словно канаты,
Перетянуты за асфальт.
Мне от вас ничего не надо, —
Горы чувств моих остры, как сталь.
Я отстраиваю баррикады
Ото всех, от кого устал…
Эти мысли напрасно пенят
Скупых чувств ледяную гладь;
Сперва нужно в себя поверить,
Чтоб отказываться помогать…
Как живёшь ты там в мире трупов,
Кровожадный рассудка зверь?
Утекает по сточным трубам
Всё, что ты в мире не презрел…
**
Слишком сложно, чтобы всё начать,
слишком долго, чтобы прекратить всё…
Время наложило тлен-печать
на мое желание искриться
счастьем, или может даже телом…
Лишь бы только не увлечься сном,
убедившись – смелость не успела
разорваться под давящим льдом
выпотрошенных тоской амбиций…
Даже мне не понимать всех чувств,
рвущихся из клетки моих мыслей, —
я от них, наверное, взорвусь.
Слишком сложно, чтобы всё начать,
слишком долго, чтобы всё закончить…
Хочется без умолку кричать,
