– Лекарь знающий, – кивнула Лидаэль, и собственный голос показался ей донельзя фальшивым, словно они с Аратарном ходят вокруг да около холодной горной реки, а надо не ходить, надо – в неё с разбегу, только так на другую сторону переберёшься.
Молчание.
– А ты?
– А я… а мы… – И тут, словно прорвало плотину, она заговорила, быстро, лихорадочно: об Ушедшей Вниз матери, об отце, о том, как она собирала заклятия, необходимые для спасения, и как сам Горджелин Равнодушный воззвал к ней буквально только что – упомянув и Аратарна! – и что он намеревается явиться сюда.
Сын Губителя слушал, и губы его стянулись в тонкую бледную линию, взгляд отяжелел.
– Не нравится мне всё это…
– И мне не нравится, – призналась Лидаэль. – Я была очень, очень зла на него. А теперь… даже не знаю. Если все эти годы он искал способ спасти маму…
– Может быть. Впрочем, ты уже скоро узнаешь.
– Ты? А… а ты?
– А что я? – пожал плечами Аратарн. – Мне двигаться надо обратно, на север. Мать лечить. Сон её, конечно, и глубок, и крепок, но лучше с лечением не тянуть. Не прощу себе, если опоздаю. Видишь, как получается – и ты, и я матерей выручаем, – он бледно улыбнулся.
– Да, – понурилась Лидаэль. – Да, конечно.
– А чего ты? – удивился её собеседник. – Думаешь, нам вместе бы надо было б?
Вот оно. Слово сказано, то самое, заветное – «вместе».
– Отец говорил… – пролепетала Лидаэль.
– Отец… а ты сама?
– Я… я… – Она мучительно краснела. Да что ж это такое, сколько воды утекло, как они расстались, – а словно вчера это было!
Они замолчали – а потом оба дружно вздрогнули: где-то совсем рядом колыхнулась сила. Им, прошедшим огонь и воду, теперь было это хорошо знакомо, чувствительность к магии за годы развилась очень сильно.
Аратарн вскочил первым, Лидаэль только начала подниматься, но в этот миг дверь «Золотого голубя» распахнулась, и на порог ступил Горджелин Равнодушный, Снежный Маг, собственной персоной.
Сперва могло показаться, что, как и Лидаэль с Аратарном, он не изменился.
Всё те же белые волосы, тонкогубый надменный рот, острый подбородок, идеально прямой нос. Глаза, что будто бы могли менять свой цвет.
Однако на плечах мага – не роскошный соболиный плащ, а нечто тёмное и грубое. И вся одежда его говорила не о богатстве, не о роскоши – но о том, что предстоит долгая и трудная дорога. Высокие сапоги со шнуровкой, просторные порты, широкий гномий пояс с пристёгнутыми сумками, куртка из грубой, но прочной кожи.
Щёголь, некогда представший перед Эльтарой и Старым Хрофтом в Снежном Замке, исчез бесследно.
Под глазами Горджелина лежали синеватые тени. Стали куда заметнее вздувшиеся жилы на висках и ладонях; нет, не даром прошли все эти годы, не пронеслись они над чародеем, совершенно его не задевая, как было прежде…
– Дочь. Аратарн. – Он коротко кивнул, так, словно они расстались только вчера. – Всё сходится. Нет, всё уже сошлось.
Он выдохнул так, словно сбросил наконец с плеч давящий, сделавшийся почти неподъёмным груз. Тяжело опустился на лавку рядом с чародейкой.
– Я знаю, почему ты здесь, Аратарн. И почему ты здесь, Лидаэль. Что ж, не буду терять время – мы можем спасти маму, дочь. Мы можем помочь и тебе, Аратарн, если ты поможешь нам.
– Я… моя мать…
– Крепко спит и хворь её спит ещё крепче, – поднял руку Горджелин. – Я знаю. Мы сможем помочь, я и Лидаэль.
– Я уже нашел целителя!
– Ты думаешь, местный волшебник потягается со мной, сыном Истинных Магов? – Бровь Горджелина дрогнула, как бы в насмешливом удивлении. – С твоей матерью ничего не случится, Аратарн. Но нам без твоей помощи не выручить нашу.
