«Но ведь и ты – не человек… – мягко шепнул неслышимый другими голос. – Наполовину – эльф, наполовину… кто?»
…Тварь Горджелин наружу не вытаскивал, сказал – невозможно. Призрачная бестия, дух болезней и немощей, когда-то, очень-очень давно, бывшая… кем-то куда более могущественным.
Правда, мрачнел Снежный Маг при этом всё больше и больше.
Тихая, уютная горница всё больше наполнялась тьмой, да не уютной ночной, когда отдыхаешь и к тебе приходит мягкий сон, – но ледяной, колючей, злобной. Замигали, заколебались, задрожали язычки пламени в масляных лампах; по углам сгустился непроглядный мрак. Лидаэль сжала кулачки – что-то копилось здесь, стягивалось, сползалось, сочилось сквозь незримые щели; Аратарн подобрался тоже, развернулся, напряжённо глядя в дальний угол, где тьма разлеглась невиданным чудищем.
– Дочь! Звезду! Ты – сжечь!
Снежный Маг выкрикнул эти четыре слова, не оборачиваясь, но его прекрасно поняли: Лидаэль широко размахнулась, закружилась, будто в танце, тонкие пальцы оставляли за собой росчерки зеленоватого прозрачного пламени; огненные линии ложились на пол, точно живые, сами сплетались в сложную магическую фигуру.
Аратарн, напротив, ссутулился, широко расставил ноги, поднял сжатые кулаки – словно перед рукопашной. От правого локтя его прокатилась к запястью и пальцам одинокая алая искорка, за ней другая, третья…
– Ап! – выкрикнул Равнодушный; правда, страсть в его голосе не оставила от прозвища и камня на камне.
Руки его взметнулись, тело Сааты содрогнулось, над ним, словно рыба на нересте, вскинулось что-то иссиня-чёрное, продолговатое, извивающееся; мокро шлёпнулось на пол, во все стороны полетели тёмные брызги, они натыкались на незримые стены, сотворённые звездой Лидаэли, испарялись со злым шипением.
– Бей! – рявкнул Горджелин, но Аратарн его опередил.
Он ударил, словно и впрямь в кулачном бою. Рука его по самый локоть оделась мрачным багровым пламенем, грянула прямо в бьющуюся тьму, дробя её на мелкие ошмётки, тотчас же вспыхнувшие. Аратарн дёрнулся, словно его самого обожгло или укусило, однако огненная его длань буквально вбилась в самый центр магической фигуры, огонь волнами тёк с его плоти, пожирая остатки тёмной твари.
Саата вздрогнула ещё раз и зашевелилась, слегка застонала.
– Уф, всё, – выдохнул Снежный Маг. Лицо его блестело от пота. – Не могу поверить… откуда такая бестия?.. Или это случайно всё?..
И Лидаэль, и Аратарн тоже тяжело дышали – совершенно несоразмерно, казалось бы, потраченным усилиям.
– Древняя тварь… но усохшая… – пробормотал сын Губителя. – Я почувствовал, пока горела…
Горджелин устало кивнул.
– Ты бы с ней один не справился, – сказал без обиняков. – Вырвалась бы, и тогда…
– Вырвалась бы, – согласился парень. – В долгу я перед тобой, почтенный.
Маг усмехнулся со странным выражением, словно удивляясь сам себе.
– Вот в прежние времена я б тебя в дело бы запряг, долг бы заставил отрабатывать. Выгоду б свою искал… – Он потряс головой, брезгливо хмыкнул. – Но – про то говорить нечего. С матерью твоей теперь всё хорошо будет. Ты спросишь, откуда тварь эта взялась? Верно, я и сам себя спрашиваю. Вот боюсь, приятель, что твои лекарские ухватки-прихватки тут сказались.
– Это как? – оторопел Аратарн.
– Да вот так. Ты ж мать лечил? Лечил. Сколько ей по людскому счёту лет? Древней старухой должна быть, сгорбленной да беззубой. А я что вижу? Ну да, не молодушка. Но уж никак и не карга, век свой отжившая. Признавайся, лечил ведь её?
