Аранша дотянулась в темноте до рассказчика и крепко ущипнула его, не заботясь, куда именно пришелся щипок. Раз уж они взялись охранять в пути госпожу, тайком отправившуюся следом за женихом, так незачем ее зря волновать!
Айфер понял намек и продолжил успокоительно:
– Но у них там строго! За девушками отец да мать в оба смотрят, за женами – мужья. С наррабаночками не пошутишь. Если какую красотку всего-навсего по заднице шлепнешь – тебя или кастрируют, или женят…
– Ну, – рассудила Аранша, – руки ты всю жизнь распускаешь… женат никогда не был, сам ведь хвастался… Стало быть, спать с тобой в одном трюме вполне безопасно!
До Айфера не сразу дошел возмутительный смысл, заключенный в словах наемницы. Он долго обдумывал сказанное, сосредоточенно пыхтел… а потом тишину разорвал гневный вопль:
– Че-е-его-о?!
Ответом было сонное посапывание двух девичьих носиков – посапывание слишком уж ровное и безмятежное…
Дорога скатывалась с высокого холма, мелькала среди густой травы, на бегу ластилась к корням деревьев. Деревья не обращали на дорогу ни малейшего внимания. Они ежились под резкими порывами ветра, доносящего издали слабый запах моря, и печально тянули вслед уходящим лучам солнца свои ветви, в листве которых сквозила красно-золотая «седина».
Опадающие листья летели на дорогу, под копыта замызганной клячонке, которую безуспешно понукал одинокий всадник – высокий безбородый старик с узким длинным лицом и смуглой, как у наррабанца, кожей.
Усталая чалая кобыла шла все медленнее, время от времени спотыкаясь. Всадник, застигнутый в пути сумерками, бросал по сторонам тревожные взгляды, выбирая, где бы остановиться на ночлег.
Но остановиться пришлось раньше, чем он ожидал.
На протянувшейся над дорогой ветви дуба возник странный «плод» – долговязая фигура в лохмотьях. Свесившись на руках, человек легко спрыгнул в траву, тут же поднялся во весь свой немалый рост и шагнул на дорогу, преградив путь всаднику.
Запаленная кляча с облегчением остановилась, расставив ноги и опустив голову, и всерьез призадумалась: околеть ей прямо сейчас или подождать немного? Верзиле, ухватившему ее под уздцы, она уделила не больше внимания, чем нищий – жрецу, рассуждающему о добродетели воздержания.
– Слезай, старик, – решительно сказал бродяга. – Ты поездил, теперь моя очередь. Седельные сумки не отстегивай, они мне пригодятся.
Бывший владелец лошади неуклюже сполз с седла. Бродяга на миг вгляделся в лицо путника, пытаясь что-то припомнить, поймать ускользающий образ… но тут же презрительно тряхнул головой и перенес свое внимание на лошадь, которая, увы, составляла достойную пару своему дряхлому хозяину.
– Ну и кляча! – с омерзением произнес бродяга. – Ну и волчий корм! Ты, старик, наверное, ждал, что тебя ограбят, раз пустился в путь на этой дохлятине!
Отвернувшись от своей беспомощной жертвы, грабитель хотел было вскочить в седло.
– Постой, добрый человек! – послышался за его спиной слабый, дребезжащий голос. – Во имя Безликих… Я… у меня сердце… Позволь глотнуть вина, иначе не добреду… Я старый… больной…
Пронзительно-желтые глаза грабителя со снисходительным презрением смерили путника с головы до ног.
– И впрямь вот-вот помрешь! Ладно, глотни винца, если у тебя есть. Заодно и я выпью – за то, чтобы твоя кляча не околела хоть до первого поворота.
Трясущимися руками старик развязал седельную сумку, достал глиняную фляжку. Грабитель нетерпеливо шагнул вперед. Но тут взгляд старика стал жестким, рука взметнулась – и резкая, едко пахнущая жидкость выплеснулась в лицо разбойнику.
