– Главное, делай всё тихо.
– А что, если я не хочу быть каннибалом? Можно же ведь есть мясо животных, раз уж я теперь на «белковой диете».
Сверкнув глазами, Венди вкрадчиво поинтересовалась:
– Будучи человеком, чтобы ты предпочёл: шашлык или сосиску в тесте?
Дождавшись, когда я открою рот для ответа, она жёстко отрезала:
– Думаю, выбор очевиден. Ты можешь перебить аппетит какой-нибудь курицей, но тебе потребуется сожрать по меньшей мере курятник, чтобы утолить голод.
– Дай вендиго курицу, и он будет сыт один час, дай ему упитанного лесника, и он будет сыт неделю, – пробубнил себе под нос я.
Проигнорировав мою реплику, Венди молча направилась к лесу. Луис равнодушно уселся обратно в машину. А я… Я, как идиот, остался стоять посреди поляны, ощущая себя неопытным женихом в первую брачную ночь: на твои вопросы все многозначительно подмигивают, говорят про какие-то инстинкты и, дескать, в процессе разберёшься, а у тебя от всех этих туманных намёков уже глаза бы не видели эту треклятую невесту!
Запрокинув голову к тёмному беззвёздному небу я с чувством выругался, а затем нехотя поплёлся в сторону леса. Впервые я жалел, что этот самый странствующий дух никак себя не проявил. Стоило мне ступить на узкую лесную тропу, как деревья за моей спиной мгновенно сомкнулись, словно отрезая путь к отступлению. Зато, к собственному удивлению, я мог разглядеть под ногами каждую веточку, несмотря на полное отсутствие хоть какого-то света. Так вот, как Харону удавалось так неслышно пробираться по лесу! Теперь в собственных движениях и мягкой поступи я узнавал ту звериную пластичность, которой так удивлялся какие-то сутки назад.
Лес полнился треском веток, стрекотанием сверчков, скрипом древних деревьев, прерывистым уханьем филина. От каждого этого звука я физически ощущал, как напрягаются мои уши, как будто по-звериному пытаясь встать торчком. Напряжённое ожидание того, как где-то рядом мелькнёт чья-то тень, как выдаст себя движением или звуком, обострило все органы чувств. Я даже почувствовал азарт, с каким заядлый игрок ждёт остановку колеса, чтобы узнать выиграл ли он состояние или проиграл последние деньги.
Когда к уже привычным звукам примешался чей-то всхлип, кончики ушей особенно заломило, и я даже коснулся их, чтобы проверить не оборачиваюсь ли я уже какой-нибудь жуткой тварью. На ум тут же пришёл Вождь, его длинные, костлявые руки и глаза в прорезях маски. Человеческие, вопреки всякой логике.
Словно по нитке, я двинулся в сторону звука, убеждаясь в правильном выборе направления с каждым новым шагом. Наконец я добрался укромного пятачка с несколькими брёвнышками, где деревья услужливо расступались в стороны, при этом плотно сцепив наверху свои ветви, словно водя хоровод вокруг полянки.
Усевшись на одном из сухих брёвен и уткнувшись носом в собственные коленки, девушка рыдала так горестно, что, наверное, у любого от этих всхлипов и подвываний сжалось бы сердце. Если бы билось, конечно. Нас уже разделяло расстояние вытянутой руки, когда она заметила меня и от неожиданности едва не ухнулась с бревна спиной вперёд.
– А ты ещё кто такой?!
Несмотря на густую подводку глаз, которую теперь она старательно размазывала от щёк к вискам, ей никак не могло быть больше шестнадцати. И, как бы она не хмурила брови и не рявкала, от неё упругими волнами исходил страх, вперемешку с целой охапкой других разрозненных эмоций: растерянность, злость, обида. Так же как с тем куском мяса в холодильнике, в этот миг я видел всю её жизнь, словно отчёт, разложенный по полочкам. Спохватившись, что молчаливый незнакомец в лесу достаточный повод, чтобы как минимум сбежать, а как максимум, ещё и поднять шум, от которого меня так предостерегала Венди, я миролюбиво выставил перед собой руки, словно собираясь сдаваться в плен:
