– Кстати, иногда там неплохие завороты используют. Вот вчера была… Не помню название, они все одинаковые. Так вот, начиналось как обычно. Одна дамочка ушла от мужа, уехала в родной город, а муж с актрисой познакомился. Он журналистом крутым был.
– Дань, ты ведь не собираешься пересказывать дешёвую киношку?
– А мне интересно, – напомнил о себе водитель.
– Вот! – Даная торжественно протянула к нему руки. – Хоть один нормальный человек в вашей этой милиции…
– Полиции!
– Неважно. Я говорю, у вас там людей нормальных мало. Этот первый. Как вас зовут, товарищ?
– Тимофей, – ответил водитель.
– Так вот. Если Тимофею интересно, не перебивай меня, Ветров. На чём я…? Ах да. Крутой журналист нашёл актрису. А она якобы фонд возглавляет, который детьми торгует. И сама таких подробностей не знает.
– А потом оказывается, что знает?
– Иван Петрович, ну, дайте послушать.
– Постой-ка. А откуда ты знаешь? Смотрел! Точно, смотрел. Попался рыбий глаз!
Я молча отпил чай и не ответил. Всё равно не поверят. Просто это невозможно было не угадать.
– Иван Петрович, честно, я никому не расскажу.
– О том, с какой жадностью ты слушал пересказ женской мелодрамы?
– Сам, значит, смотришь, а другим нельзя? Вы только на него поглядите! Тимофей, ты видишь, каков у тебя начальник? Я бы от него бежала без оглядки.
Водитель промолчал.
– Ты удивилась, что меня в кафе ранили. Почему? – вернулся я к изначальной теме.
– Потому что я этого не видела. Я же сказала уже.
– И что это значит?
– Не знаю. Я последнее время начала замечать, что есть вещи, которые мне не видны, хотя должны быть. Как будто их и вовсе не произошло.
– Может, твой дар теряет силу?
– Нет. Это было бы слишком просто.
– А что, если это не люди в Ивана Петровича стреляли? – предположил водитель.
– Кто тогда? Упыри? Оборотни? Привидения? Всех их я бы тоже увидела.
– Может, ты хотя бы расскажешь, как твои видения происходят? – спросил я. – Это как картинки из кино?
– У меня, по-твоему вместо глаз камеры? Нет, конечно. Я вижу души тех, кто участвует в событии, как призраков, только более яркими. У каждого она уникальна, своего размера и цвета. Место представить гораздо проще: по отблескам от сияния душ видны очертания мебели.
– А у меня какая душа?
– Не скажу. И не перебивай меня! Сколько можно? Так вот. Если человека бьют, я вижу бьющего. Если стреляют, я вижу стреляющего. Когда тебя ранили? Кто? Дай руку.
– Два сектанта за городом. «Новые Грани» их общество называется.
Я протянул руку, и Даная прижала её к груди. К своей нежной коже. Я чувствовал, как часто бьётся её сердце, как моё запястье касается упругого соска. Но насладиться не успел. В один момент всё закружилось, кухня превратилась в грязную кляксу, и меня едва не стошнило.
Пляска красок, бешеная череда переворотов. И вот я снова на том складе, между стеллажами, закрытыми чёрным целлофаном.
На меня наставляет пистолет ещё живая Марина. Рядом с ней сектант вертит в руках топор. Он что-то говорит, но я ничего не слышу. Всё вокруг мутное, расплывчатое.
– Ты здесь один? – раздаётся голос в моей голове. Сложно понять слова. Из-за эха они звучат целым хором повторений. – Соберись, Ветров. В комнате ты один?
Я пытаюсь сосредоточиться. Улавливаю отдельные слова и постепенно их понимаю.
– Нет, – говорю. И теперь мой голос становится хором.
– Я не вижу никого, кроме тебя. Сколько их?
– Двое.
– Люди?
– Да. Мужчина и женщина.
