Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни - страница 74



Все мои друзья радовались за меня, поздравляли и в особенности Женя Дунаевский, который вернулся в Москву. Он считал, что я приняла единственно правильное решение с замужеством и поездкой.

А подруги весело журили меня:

– Прекрати расстраиваться, не бери в голову! Можно подумать, что тебя ссылают в Сибирь! Езжай и все!

Трудно сказать, что именно меня смущало. Было ли тяжело оставлять на неопределенное время родителей, с которыми я никогда надолго не расставалась? Боялась ли за дочку, которую везла с собой в неизвестную мне страну? Или все вместе? А, может быть, это была моя интуиция, которая снова в чем-то предостерегала меня?

Так или иначе, решение было принято, жребий брошен. Я старалась побольше времени проводить с родителями, надолго запастись положительными эмоциями. Обещала, что вернусь при первой возможности, а до этого буду часто звонить. Уговаривала больше саму себя, чем их, не поддаваться «блюзу».

Накануне отъезда я позвонила Жене.

– Генечка, ну вот… завтра мы с Алинкой уезжаем! Огромное спасибо тебе за все! Обязательно свяжусь с тобой попозже. Я хотела бы узнать твое мнение: стоит мне позвонить Максиму, попрощаться, или нет? Хотя я и не знаю, если он по-прежнему живет у той женщины…

– Зачем?! Он ведь уже давно не интересуется дочкой! Уезжайте спокойно, я сам скажу ему при случае, когда где-нибудь пересечемся, – твердо ответил Женя.

Я подумала, что он, безусловно, прав. Его мысли полностью совпадали с моими.

С души упал последний камень.


22 декабря 1986 года мы с Алинкой и с родителями на такси отправились на Белорусский вокзал в центре Москвы. По дороге я всматривалась в здания и памятники, стараясь запомнить их.

Последние напутственные слова родителей и мои им перед длинным составом. Долго обнимались-целовались перед зеленой дверцей спального вагона. Цвета надежды.

До последнего момента мы все старались держаться оптимистично. Но все же прощание оказалось трудным. Когда мы теперь увидимся?

Как я ни старалась держаться, но в последний момент все же расплакалась, уже в вагоне, смотря на родителей сквозь оконное стекло. Следом за мной разревелась Алинка. Затем мама на перроне. И даже у папы на глазах выступили слезы.

Но тут поезд тронулся, сократив наше мучительное прощание.

Все мы дружно, как по команде, заулыбались и отчаянно замахали руками, как будто стараясь «сфотографировать» в памяти только позитив, только наши улыбки.

Поезд равномерно, успокоительно застучал колесами. В уютном купе мы с дочуркой были одни. Алинка уставилась в окно, но очень скоро начала клевать носиком. Девочка устала – для нее наш отъезд, сборы и прощание с родными стало большой эмоциональной нагрузкой. Уложив дочку на нижнюю полку, я присела рядом, прислушиваясь к ее легкому дыханию.

За окном быстро мелькали дома, крыши и деревья, покрытые снегом, пешеходы. Такие привычные, хорошо знакомые кадры. Тук-ток, тук-ток, тук-ток…

Наблюдая за постоянно меняющимися картинками за стеклом, я постепенно погрузилась в свои мысли. Так же, картинками, невольно начали всплывать в памяти прошлые события и люди. Мои детство и юность, старинные друзья и родители, которых мне уже стало остро не хватать. Все хорошее, связанное с ними. Все это теперь оставалось в моей родной России, от которой мы с Алинкой отдалялись все дальше и дальше – с каждым отстуком колес.

Вдруг сильно защемило сердце.

Мы всегда знаем, что именно оставляем, но никогда не знаем, что именно найдем.